Книга Дочь для трона - Ханна Уиттен

– Нам нельзя здесь оставаться.

Это прошептал Файф, тревожно и едва слышно, чтобы разобрали только они. В нескольких шагах впереди неторопливо шла жрица, омывавшая лоб Кири, – судя по всему, ведя их к заранее приготовленным покоям.

Рэд никак не могла собраться с мыслями, так и оставшимися в палате рядом с Кири. Нет никакого способа вернуть Нив домой. Слова эти без остановки метались у нее в голове, гулким эхом бились о затылок. Ключ, по-прежнему зажатый в руке, мог отправить ее в Сердцедрево, но не мог заставить Нив вернуться.

Она тихо, измученно всхлипнула. Эммон, обнимавший ее за плечо, плотнее притянул ее к себе.

– Да, оставаться нельзя, – тихо согласился он. Посмотрел на Каю. – Парусник ведь еще ждет?

С того момента, как они вошли в покои Кири, принцесса Ниоха молчала, глядя темными глазами прямо перед собой и сжав губы в тонкую линию. Слова Эммона как будто выдернули ее из сна, и она закивала, словно до этого была мыслями где-то далеко.

– Думаю, да, – тихо сказала она. – То есть – да, я нанимала их на неделю. Они должны оставаться у причала.

– Значит, отправляемся туда, – сказал Эммон. – Мы получили то, за чем пришли.

Возможно, в определенном смысле так и было. Они выслушали все, что могла сказать Кири, узнали, что ключ Рэд способен отворять Сердцедрево, и поняли, что Нив сама решила остаться в Тенеземье. Но на самом деле они прибыли сюда, чтобы выяснить, как ее оттуда вытащить, а этого так и не услышали.

Рэд зажмурилась. Открыла глаза. Их обжигали слезы, которым она не давала пролиться.

Все шестеро слаженно ускорились, словно думая об одном и том же, и поспешили к дверям, ведущим в сад и прочь от Храма с его безумной Верховной Жрицей.

Однако, подойдя к веснушчатой женщине, по-прежнему стоявшей у выхода, они услышали ласковый вопрос:

– Куда это вы собрались?

Угрожающие слова, произнесенные настолько безобидным тоном, заставили Рэд споткнуться. Она прищурилась, чувствуя, что вены у нее на руках уже наливаются зеленью.

Однако первым заговорил Раффи, негромко, вежливо и оттого еще более пугающе:

– Прошу прощения?

Лицо жрицы оставалось благожелательным, а глаза – пустыми.

– Мы приготовили вам комнаты.

Другая, темноволосая жрица закивала с широкой бесхитростной улыбкой.

– Они нам не нужны, – коротко и жестко, словно ножом, отрезала Каю. – Мы уезжаем.

Веснушчатая жрица склонила голову к плечу, будто любопытная птичка.

– На чем?

От этого вопроса у Рэд по спине побежали мурашки. Она повернулась и бросилась к дверям, в благоухающий сад, мимо качающих головками цветов, на границу дюн, откуда было видно сверкающую кромку моря.

Причал был пуст.

Глава тридцатая

Нив

– Расскажи мне историю, – сказала она.

Время в Тенеземье было субстанцией скользкой и неуловимой, отмечать его ход удавалось с трудом. В полной же темноте их коралловой тюрьмы это оказалось и вовсе невозможным. Не понять было, просидели они здесь три дня или три часа. Голод и жажда привычно не давали о себе знать. Единственным знаком того, что нечто меняется, были редкие гулкие раскаты, долетавшие от каких-то далеких землетрясений.

Судороги рассыпающегося мира.

Солмир откинулся головой на стену. Нив не настолько привыкла к темноте, чтобы видеть выражение его лица, но и без этого знала, что он выгнул точеную бровь над синим глазом.

– Какую историю?

– Любую. – Нив поерзала на полу. Найти удобное положение никак не удавалось, но попыток она не бросала. – Сказку, например.

Он фыркнул.

– Сказку. – Задумчиво помолчал. – Слышала ту, что про возлюбленную музыканта?

– Не припоминаю.

– Она старая. Наверное, давно вышла из моды. – Он вздохнул, с шорохом каблуков по камням вытягивая ноги, насколько позволяло пространство. – И грустная. Просто предупреждаю.

– Почти все сказки грустные, если присмотреться.

Солмир согласно хмыкнул.

– Сказочник из меня так себе, но начинается все вот как: Жил когда-то на свете музыкант – не помню, на каком инструменте ему положено играть, выбери сама – безмерно любивший свою жену. Но она заболела и умерла.

– Как решительно ты перешел к грустной части.

– Тише, Ваше Величество. Итак, жена умерла, музыкант был раздавлен и в тоске бродил по деревне, как это водится. Покуда не повстречал мудрую женщину, умевшую обуздывать магию.

Нив села поровнее. Ее всегда завораживали истории о тех временах, когда магия была свободной – прежде чем ее заключили в Диколесье и Тенеземье – и всякий, способный чувствовать ее, мог подчинять ее своей воле. У Нив с трудом укладывалась в голове мысль о том, что сила была доступна каждому. Орден учил, что это были времена раздора, когда люди пользовались магией ради мелкой мести и личной наживы охотнее, чем ради чего-либо еще. Но что сказки, что исторические документы рисовали иную картину. Казалось, что чаще люди творили с помощью магии добро, тратя ее понемногу на то, чтобы взошли посевы или перестал кашлять ребенок.

– В общем, – продолжил Солмир, – мудрая женщина сказала, что человеческая сущность никогда не умирает. Она остается в местах, которые этот человек любил, сливается со стихиями, из которых сложен мир – с воздухом, огнем, водой и землей.

– Ты имеешь в виду душу? – спросила Нив.

Солмир покачал головой.

– С древних языков сущность не переводится как душа. Если подбирать подходящее слово, самым близким будет отражение. Это понятие подразумевает множество осколков, что остаются от каждого после ухода, – слабых отпечатков эмоций, мыслей и самых потаенных чувств. По крайней мере, именно в этой сказке говорится о том, что задержаться в мире способна не только душа.

Нив поджала губы.

– Это делает наш план избавления от Королей несколько менее нерушимым.

– С ними все иначе, – возразил Солмир. – Короли уже не цельные люди. От них остались куски и обрывки. – Он пожал плечами, чуть толкнув Нив. – Все остальное давно впиталось в Тенеземье.

– То есть если сохраняешь человечность, – пробормотала Нив, – то ты больше, чем просто душа.

Пауза. Она почувствовала, как напряглись его руки.

– Да, ты больше, чем просто душа, – подтвердил Солмир.

На протяжении нескольких вдохов они молчали. Потом он продолжил рассказ:

– Итак, у музыканта возникает идея, и он спрашивает у мудрой женщины, возможно ли как-то уговорить сущность ожить. И та отвечает ему, что это маловероятно, но он может попытаться призвать жену, отправившись в ее любимое место и сыграв ее любимую мелодию – чтобы напомнить обо всем, что ей было дорого при жизни. Но с одним условием: начинать игру нужно на закате, и нельзя открывать глаза до рассвета. Иначе его жена исчезнет.