Книга Эволюция Бога. Бог глазами Библии, Корана и науки - Роберт Райт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одна черта маркионитского христианства могла бы показаться далеко не оптимальной в стратегическом отношении: в отличие от Павла, Маркион сжег все мосты к иудаизму. Отвергая Еврейскую Библию и вымарывая еврейские темы из своего канона, он сделал невозможным то, что, по-видимому, удалось Павлу: пользование инфраструктурой иудаизма для логистической поддержки и вербовки. Но к тому времени как Маркион заявил об этом, паулинистская церковь так же решительно сожгла эти мосты. В конце I века христианство уже не считалось разновидностью иудаизма, и вскоре в церковных кругах на поверхность должен был всплыть неприкрытый антисемитизм.
Этот зарождающийся конфликт между христианами и евреями развивался по уже знакомому нам пути: терпимость и дружеские отношения зачастую процветают в тех случаях, когда происходящее воспринимается как игра с ненулевой суммой, но сдают позиции, когда эта сумма видится как нулевая. В Римской империи каждый, кто отказывался поклоняться государственным богам, должен был получить особое разрешение, и наибольшую вероятность добиться его обещали глубокие исторические корни – возможность доказать, что твои религиозные традиции сложились задолго до возникновения Римской империи. И христиане, и евреи могли сослаться на еврейские писания как подтверждение своих глубоких корней, а успешно сослаться или нет – это уже другой вопрос. В конце концов, возможно ли существование более одного полноправного наследника еврейской традиции?
В итоге христианам, отстаивающим свои претензии на исключительность, приходилось оспаривать еврейские притязания на наследство. Христиане утверждали, что евреи отступились от своего бога, убив его сына. Вот почему, как объяснял отец церкви Иустин во II веке, мужчин-евреев обрезают – это предписанный свыше знак их вины. (И по той же причине обряд обрезания возник более чем за тысячу лет до упомянутого убийства: Бог прозорлив, указывал Иустин)12.
Тот же Иустин в другом контексте приветствовал стремление христианства быть выше этнических уз: «Мы, те, кто… отказывались жить с другими племенами из-за иных обычаев, теперь тесно соседствуем с ними»13. Но, по-видимому, эта толерантность зависела от племени и от контекста. Когда коринфяне и римляне обменивались одолжениями под предлогом общей веры и делились плодами успеха этой веры, сумма игры оставалась ненулевой. Но два народа, соперничающих за единственный приз, титул полноправного наследника еврейской традиции, – совсем другое дело.
Притягательность маркионитского христианства для масс подразумевает, что если бы вера, которую мы сейчас называем христианством, Павлово христианство, оказалось на обочине во II–III веках, вероятно, возобладала бы другая версия христианства, а именно учение о межнациональной дружбе, в котором были бы реализованы внешние сетевые факторы, предлагаемые открытой платформой Римской империи. Но если бы Иисуса не было, значит, не могло быть и никаких версий христианства, поддерживающих это учение, верно? Не было бы вообще ничего называющегося христианством. Однако даже если бы Иисус никогда не рождался или умер в безвестности, появилось бы какое-нибудь другое средство выражения для мема трансэтнической дружбы.
Таких средств хватало с избытком. Слышали об Аполлонии Тианском? В отличие от Иисуса, он, бесспорно, жил в I веке н. э. Согласно преданиям, которые впоследствии рассказывали его приверженцы, вместе с учениками он странствовал из города в город и творил чудеса: исцелял хромых и слепых, изгонял демонов. Эту силу ему обеспечивали особый доступ к божественному – поговаривали, что он сын Божий, – а также пророческий дар. Он проповедовал, что люди должны в меньшей степени заботиться о материальных удобствах и больше – о судьбе своей души, а также поддерживал этическое учение о делении и соучастии. Римляне преследовали его, после смерти он вознесся на небеса. Таким образом была достигнута красивая симметрия с его жизнью, поскольку и его рождение было чудесным, а перед тем, как он родился, о его божественной природе матери возвестил посланец с небес14.
Знакомо?
Вы, конечно, возразите, что Аполлоний Тианский не постулировал учение о межнациональной любви! Но как мы уже убедились, Иисус, вероятно, тоже ничего подобного не делал. Это учение было развито Павлом, религиозным предпринимателем, который воспользовался им как цементом для своего перспективного предприятия.
А если бы и Павел вообще не рождался? Тогда Павел не был бы Биллом Гейтсом своих дней, человеком, который увидел открытую платформу и основал предприятие, занявшее на ней доминирующее положение. Но тогда это сделал бы кто-нибудь другой. Когда возникает новая большая ниша, платформа – будь то в результате изобретения персонального компьютера или основания Римской империи, – кто-нибудь обычно находит способ эксплуатировать ее.
Или, выражаясь более техническим языком, когда появление новой платформы создает потенциально позитивные внешние сетевые факторы, кто-нибудь обязательно найдет способ реализовать их ценой конкуренции. Некая операционная система для персональных компьютеров имела бы огромный успех, как только ПК стали доступными, независимо от того, родился Билл Гейтс или нет.
Параллели между Аполлонием и Иисусом вполне могут быть не случайным совпадением. К тому времени, как предания об Аполлонии были собраны в книгу, уже появились христианские евангелия, и последователи Аполлония ввиду осознанного или бессознательного желания приукрасить действительность могли придать своему кумиру сходство с Иисусом. В этом-то и суть: сближение такого рода было естественным. Древние пропагандисты религии работали в условиях конкуренции. Они пытались завладеть вниманием людей и удержать его, рассказывая историю, которая, возможно, занимала особое место в их духовной жизни. Для того чтобы религия процветала, она должна предлагать хотя бы не меньше, чем ее конкуренты. Поэтому религии естественным образом развиваются в том же направлении, что и преуспевающие соперницы, точно так же, как рынок вынуждает конкурирующие программные продукты заимствовать лучшие функции друг у друга.
Отсюда и парадокс: сближение формы зачастую является продуктом острого соперничества. Приверженцы Иисуса принижали Аполлония точно так же, как приверженцы Аполлония принижали Иисуса, и точно так же, как приверженцы Apple и Microsoft спорят о недостатках каждой, хотя эти две операционные системы впитали инновационные особенности друг друга15.
В конечном счете, близки к неизбежным функции, а не конкретные компании или религии. Даже если бы ни Билла Гейтса, ни Стива Джобса не существовало, любая операционная система, занявшая доминирующее положение, была бы пригодна для таких функций, как текстовый редактор и электронная почта. Даже если бы Павел так и не родился, любая религия, занявшая господствующее положение в Римской империи, способствовала бы межнациональным дружеским отношениям. Ибо только религия такого рода могла бы воспользоваться внешними сетевыми факторами, чтобы обставить соперниц.
Религия такого же рода могла оказаться притягательной и для императора. Если бы вы правили многонациональной империей, неужели вы не благоволили бы к межнациональной гармонии? Неужели не додумались бы распространять религию, которая ей способствует? Возможно, обращение Константина в христианство отнюдь не случайность. Дни завоеваний и экспансии империи остались позади. Пришло время консолидации, укрепления созданной структуры. (Битва, которая стала причиной обращения Константина, произошла в ходе гражданской войны.) Может быть, Константин просто узнал хорошее связующее вещество для общества, как только увидел его16.
