Книга Грязная любовь - Меган Харт

Я помедлила с ответом, сначала набрав в рот вина и сделав большой глоток.

– Думаю, они мало чем отличаются от других.

Дэн на это ничего не ответил – а много ли найдется ответов на это высказывание? – и оглянулся.

С тех пор, как я отсюда съехала, моя мать нисколько не изменилась. Она ревностно следила за модой, хотя это проявлялось только в одежде, но никак не в обстановке дома. Большой телевизор, выделявшийся грандиозными размерами, скорее всего, принадлежал отцу.

Перед нами возникла моя кузина Джанет. Ее лицо и фигура округлились с нашей последней встречи, но ребенок у нее на руках все объяснял. Она улыбнулась Дэну и одной рукой, чтобы не потревожить малыша, обняла меня. Ее ловкость меня восхитила. Впрочем, молодым матерям приходится учиться делать многое, чтобы не тревожить своих малюток.

– Элла, – тепло приветствовала она меня. – Рада тебя видеть. Как поживаешь?

– Хорошо. Ты неплохо выглядишь. Поздравляю. – Я покосилась на спящего ребенка. – Я получила твою коротенькую записку.

– Мы тоже получили твой подарок, – сказала она. – Оно чудесное. Ты сама его связала?

Я взглянула на Дэна и покраснела под его заинтересованным взглядом.

– Да.

– Красивое, – повторила она и повернулась к Дэну. – Она связала для нас замечательное детское одеяльце. Привет. Джанет.

Я быстро представила их друг к другу.

– Мне было приятно его вязать.

– Мы надеялись, что ты придешь на крещение, – сказала она. – Твоя мать сказала, что тебя не было в городе.

– А-а, да. У меня много командировок. – Очередная ложь.

Джанет сочувственно кивнула.

– Ну ладно, не будь бедной родственницей. Ты знаешь, где мы живем. – Она посмотрела на Шона, своего мужа, с которым мы вместе закончили школу. – Приезжай в гости. Мы будем тебе рады. И ты тоже, Дэн, – добавила она. – Друзья Эллы – наши друзья.

Прелесть слов Джанет состояла в том, что она говорила искренне. Она обняла меня еще раз, разбудив тем самым своего ангелочка, и, пробормотав что-то насчет кормления грудью и пеленок, извинилась и нас покинула.

После Джанет мимо нас прошли другие мои родственники и друзья. Многие останавливались, чтобы поболтать со мной и сказать, как они рады меня видеть. Я кивала и улыбалась, потому что мне было приятно слышать такие слова. Не их вина в том, что я порвала со своим прошлым, ни разу не оглянувшись назад.

Когда очередная волна родственников ненадолго отхлынула, Дэн спросил:

– Почему они зовут тебя Эллой?

После третьего бокала вина мои щеки разрумянились. Я испытывала приятное опьянение, и мне совсем не хотелось захмелеть еще больше.

– Это мое имя.

Нас прервала еще одна моя кузина. К тому времени когда она напомнила мне, что за мной остается телефонный звонок, мой мочевой пузырь уже готов был лопнуть. Небольшая ванная позади кухни почти никогда не пустовала. Вот и сейчас к ней уже направлялся дядя Лари. Нет, мне его не переждать. Оставалась еще ванная комната наверху.

– Я с тобой, – сказал Дэн, услышав, куда я собираюсь. – Мне тоже нужно.

Мы обошли толпу – многие мои родственники уже добрались до джина отца. Поставив ногу на нижнюю ступеньку лестницы, я подняла голову. Я не была на втором этаже с тех пор, как покинула дом, но моя рука безошибочно нашла выключатель, снова доказав, что тело помнит то, что мозг пытается забыть.

Шестнадцать ступенек. Я считала их так часто, что это число врезалось мне в память. В том месте, где когда-то лежал белый ворсистый ковер, сейчас был только голый паркет и узкая бежевая дорожка с желтыми цветками, сбегающимися к центру. Оттереть белый ворс от крови практически невозможно.

– Все хорошо? – спросил Дэн, стоя позади меня.

– Да.

Я переступила через ступеньку. Дэн шел следом, почти касаясь меня. Нас сопровождали лица. Моя мать повесила на стены фотографии в деревянных рамках того же цвета, что и пол, с педантичной точностью выверив расстояния между ними. Только одно висело криво, возможно в результате действий чьего-то неосторожного локтя, так как движение на лестнице было двусторонним. Я поправила ее пальцем.

– Это ты?

Щербатая улыбка и хвостик действительно принадлежали мне.

– Да.

– Очаровашка.

Я взглянула на Дэна, подняв бровь.

– Да. Если тебе, конечно, нравятся дети, похожие на обезьянок.

Он засмеялся:

– Очень нравятся. Очаровательная обезьянка.

Мне захотелось поскорее подняться, но Дэн изучил все фотографии. Младшие классы. Фотографии улыбающихся матери и отца с ребенком с ужасными прическами 1970-х и модой на полиэстер. Фотографии спортивных команд и рядом каждого ее члена. Она вывесила так много фотографий, что, казалось, здесь все, но я знала, что это не так. Не было тех, которые напоминали бы ей о том, что у нее было два сына, и уж точно того, который не был в ее глазах совершенством. Словно Чад и не существовал вовсе. Моя улыбающаяся под стеклом рожица была скорее запоздалой мыслью, что, дескать, дочка тоже есть, хотя и не предмет материнской гордости.

Дэн был не глуп. Ему потребовалось всего несколько мгновений, чтобы пробежаться взглядом по стене с фотографиями и заметить, что моих фотографий, в отличие от других, не так много. Лоб у него нахмурился, когда он перевел взгляд с одной фотографии на другую, на объединяющую их улыбку. Улыбка была не моей.

На верху лестницы висела заключительная коллекция. Триптих из трех фотографий. На первой был изображен Эндрю – широкая улыбка, загорелая кожа, сияющие глаза. На второй была я – темноволосая девочка с пухленькими щечками и прыщиками на коже. Без улыбки. Третьей фотографии не было.

– Элли. – Дэн посмотрел вниз, отыскивая взглядом фотографию, на которой я стояла, держа перед собой рыбину, запрокинув голову назад, и заливалась смехом. Фотографии разделяло всего три года, уместившие в себя целую жизнь. – Это ведь тоже ты?

– Да, – ответила я, направляясь к коридору.

Дэн поравнялся со мной и пошел рядом. Ухватив меня за руку, он мягко заставил повернуться к себе лицом.

– Что случилось?

– Я перестала улыбаться. И никто не спросил почему.

Мы стояли так несколько секунд – тех самых, которые могут растягиваться и вмещать в себя вечность. В его глазах мелькнула тень. Я положила руку прямо на дверную ручку, что была позади меня, открыла дверь, переступила порог.

– Хочешь взглянуть на мою старую комнату? – В моих словах вызова было больше, чем приглашения.

– Конечно.

Он зашел следом. Эмоции на его лице сменяли одна другую, пока он оглядывал комнату, в которой ничего не изменилось за десять лет. Сначала интерес, затем настороженность и дискомфорт, но именно мелькнувшая на его лице жалость глубоко вонзилась в мое сердце, заставив его перевернуться.