Книга До и после смерти Сталина - Леонид Млечин

Лаврентий Павлович направил в президиум ЦК записки о положении на Украине, в Белоруссии, Прибалтике. В них говорилось о репрессиях и раскулачивании, о насильственной русификации и ошибках в кадровой политике. По его запискам принимались решения о выдвижении национальных кадров, о том, что ведущие республиканские работники обязаны знать местный язык и на нем вести делопроизводство.

В Киев, Минск, Вильнюс вместе с решениями президиума ЦК пересылались подписанные Берией подробные записки МВД, чтобы всем было ясно, кто именно поставил вопрос и принял решение. После ареста Берию заставили покаяться:

— С моей стороны настаивать на рассылке докладных записок было глупостью и политическим недомыслием. Конечно, тем самым в известной мере принизили значение самих решений ЦК, и создалось недопустимое положение, что МВД как будто исправляет Центральные комитеты коммунистической партии Украины, Литвы и Белоруссии, тогда как роль МВД ограничивалась только выполнением указаний ЦК КПСС и правительства.

Берия информировал ЦК, что в Литве «за послевоенный период подвергнуто разным видам репрессий более 270 тысяч человек, то есть около десяти процентов населения. Но ЦК КП Литвы и Совет Министров Литовской ССР не сумели обезглавить антисоветское подполье. Только серьезными ошибками и слабостью руководства Литовской ССР можно объяснить, что буржуазно-националистическое подполье не только не ликвидировано, но и сумело пустить глубокие корни и даже создать себе некоторую опору в недрах самого населения. Основной ошибкой следует признать то, что партийное и советское руководство Литвы фактически перепоручило важное дело ликвидации буржуазно-националистического подполья органам государственной безопасности, а те, в свою очередь, свели это дело к массовым репрессиям и чекистско-войсковым операциям».

В апреле 1953 года Берия вызвал в Москву министра внутренних дел Литвы генерал-майора Петра Павловича Кондакова.

Он сделал изрядную карьеру в госбезопасности, хотя учился недолго — три класса ремесленного училища и курсы командного состава Красной армии в Казани. Руководил Смоленским, Новосибирским и Крымским управлениями госбезопасности, пока его не взяли в столицу. Семь месяцев Кондаков был заместителем Игнатьева, но попал под очередную чистку органов, устроенную Сталиным. В марте 1952 года его отослали в Вильнюс, министром внутренних дел Литвы он прослужил всего год.

Берия собрал своих заместителей и начальников управлений. Обсуждалась ситуация во всех трех прибалтийских республиках. Поэтому на совещание к Берии вызвали еще и министров внутренних дел Латвии — генерал-лейтенанта Николая Кузьмича Ковальчука, которого отправили в Ригу только в середине февраля 1953 года, и Эстонии — полковника Валентина Ивановича Москаленко, недавнего начальника управления в Чите.

Послевоенное время прибалты называют мрачным. Они быстро забыли, что нацисты собирались выселить их из родных мест и освободить земли для немецких колонистов, — потому что возобновились сталинские репрессии. Удар пришелся в основном по деревне. В ходе ускоренной коллективизации мнимых кулаков высылали, имущество экспроприировали. Сельское хозяйство лишилось людей, которые хотели и умели работать. А начальниками в республики присылали людей со стороны. Приезжие исходили из того, что Прибалтика — такая же часть Советского Союза, как и любая другая область, поэтому нет смысла учить местный язык и вникать в местные обычаи. Естественно это озлобляло латышей, литовцев и эстонцев.

В Москве сознавали, сколь сильно недовольство. Гасили привычными методами. В мае 1950 года политбюро распределяло выпускников Высшей школы МГБ. Большую часть командировали в Прибалтику. Сорок человек в Литву, двадцать пять в Латвию, двадцать в Эстонию. Двенадцать выпускников распределили в органы военной контрразведки Прибалтийского военного округа и 8-го флота, базировавшегося в Таллине, еще пятнадцать молодых офицеров определили в органы военно-морской контрразведки.

Доклад генерала Кондакова о националистическом подполье и действиях бандитов в республике Берию не устроил. Он спросил приехавшего из Литвы министра, почему он именует их «бандитами»?

— Они вооружены, грабят и убивают советских людей, — ответил Кондаков.

— Вы сами вынуждаете их на такие действия, — возразил Берия.

Берия назвал неправильными репрессии в отношении католического духовенства, потому что верующие воспринимают это как гонения на церковь. Обратил внимание на высокую роль церкви, на поддержку, которой пользуется националистическое подполье. Предложил пересмотреть дела на высланных священнослужителей, вернуть их в Литву и через них влиять на националистическое подполье. Когда первый секретарь ЦК компартии Литвы Антанас Снечкус просил его усилить глушение иностранных радиостанций, Берия ответил, что не видит в этом никакого смысла.

Берия распорядился сменить Кондакова «как слабого работника». Новым министром внутренних дел Литвы в начале мая назначил Йонаса Ионовича Вильджюнаса — с должности председателя Каунасского горисполкома. Действующих чекистов — литовцев, достойных выдвижения на пост министра, не нашли. Вспомнили Вильджюнаса. Он стал чекистом после включения Литвы в состав Советского Союза. В войну был в партизанских отрядах на территории Белоруссии. Летом 1947 года подполковник Вильджюнас снял погоны, потому что его перевели на партийную работу.

Берия уволил полковника Москаленко и генерала Ковальчука. Новыми министрами в Таллине и Риге тоже стали местные кадры.

Прежде бюро ЦК КП Литвы не решалось выдвигать на работу в МВД республики литовцев, потому что у многих родственники за рубежом. Глава республики Антанас Снечкус робко ставил этот вопрос на секретариате ЦК в Москве:

— Неужели бабушки и дедушки играют решающую роль, а не сам человек?

Маленков возмущенно заметил:

— Бандиты у себя друг другу больше доверяют, нежели наши работники.

Но ничего не изменилось. А Берия отменил эту практику. В Литве охотно претворяли в жизнь его указания. За несколько дней сменили всех руководящих работников в системе МВД. Расстались с приезжими, с теми, кто не знал литовский язык. Уволили примерно тысячу человек, в том числе секретаря парткома министерства. Лишенные должности не стеснялись в выражениях. Бывший начальник одного из райотделов бросил:

— Эти пастухи, которые теперь взяли отдел в свои руки, не смогут руководить и обеспечить нормальное политическое руководство в районе.

Все документы писали только на литовском языке. На совещаниях выступали по-литовски. Составляли списки нелитовцев в партийном и советском аппарате, выясняли, куда они после освобождения от должности намерены вернуться. По республике пошли разговоры, что уедут все русские, а колхозы распустят.

Председатель Совета министров республики Мечисловас Гедвилас на пленуме ЦК компартии Литвы сочувственно обратился к литовцам, не знающим родного языка:

— Русских отзовут, а куда поедете вы, забывшие язык своих отцов?

В Москву пошли пугающие сообщения о том, какие крамольные речи произносят в своем кругу литовские чиновники, считавшиеся лояльными.