Книга Русская Атлантида. Невымышленная история Руси - Андрей Буровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Братства возникли не от хорошей жизни и обречены были исчезнуть, как только изменится ситуация. Для католиков они были бельмом на глазу и с укреплением католицизма на Украине неизбежно исчезали.
Во второй половине XVII века львовским епископом становится И. Шумлянский, который все же склонил Львовское братство к Унии. Сыграло роль и давление со стороны католиков и официальных властей, и разорение 1704 года. Захватив Львов, шведские солдаты не особенно разбирались, действительно ли местные православные — такая уж и агентура Москвы; воспользовавшись предлогом, они ограбили братство. В 1708 году Львовское братство прекратило свое существование.
Киевское братство как будто достигло всего, что хотело: воссоединения с Московией. Пусть даже Киев не раз еще переходил из рук в руки, но с 1710 года остался в составе Российской империи «навсегда» — до 1991 года. Мавр сделал свое дело, мавр мог и уйти. Никто не запрещал деятельности братства, но никто и не подкидывал ему денег, и уж, конечно, никто не допустил бы, чтобы братство сделалось самостоятельным субъектом внутренней или внешней политики.
Это касается и православных братств в Могилеве, Перемышле и Бресте: они просто тихо зачахли, никому больше не нужные.
Диагноз
Да, пора поставить диагноз: необходимость выбора между католицизмом и православием расколола Западную Русь, вбила клин между людьми одного народа. Великое княжество Литовское погубили вероисповедные разногласия.
Иногда мне кажется, что у поляков и литовцев-католиков совершенно отсутствовали не только качества, вроде бы необходимые для христианина, но и элементарное ощущение опасности и чувство самосохранения.
Польский дворянин (в том числе ополяченный русский) рассматривал русские земли как огромный колонизационный фонд, а «быдло» — как будущих рабов. Примерно так, замечу, смотрел на Польшу и на самого польского шляхтича немецкий рыцарь из Тевтонского и Ливонского орденов. Ну, поляки и пожали серии казацких восстаний, ненамного лучше Жакерии. Но что самое скверное — православные русины так и остались в Речи Посполитой неравноправным большинством. Они были им в Литве со времен Кревской унии.
Что характерно, современные польские историки (вероятно, и многие современные поляки) хорошо видят губительность этой политики.
В 1658 году преемник Хмельницкого, украинский гетман Ян Выговский, в Гадяче подписал договор, коренным образом менявший структуру Речи Посполитой. Возникала федерация трех государств: Польского королевства, Великого княжества Литовского и Русского княжества, соединенных «как равный с равными, как свободный со свободными, благородный с благородными». Русское княжество включало три украинских воеводства. Казацкие старшины получали шляхетство и земельные пожалования, входили в сенат и в депутатскую палату сейма Речи Посполитой. Гадячская уния не могла быть расторгнута без согласия русского (то есть реально — уже начавшего осознавать себя украинского) народа.
Так вот, современными польскими историками «Гадячская уния» сравнивается по значению с Люблинской унией, давшей начало Речи Посполитой двух народов. «Однако слишком поздно пришло понимание того, что русины должны стать равноправными членами федерации, образованной в 1569 г.» [69. С. 125].
К этому добавлю одно: русинов неплохо было бы считать «равноправными членами федерации» не только в 1569-м, но и в 1385 году. Принимая уже самую первую Унию, не нарушать того равноправия, которое существовало в Великом княжестве Литовском.
Быть может, это в слишком большой степени вывод русина, но попробуйте оспорить: навязывание католицизма было для поляков способом ослабить Литву, рассматривать ее как «второсортное» государство, а в Речи Посполитой стать основным и привилегированным элементом.
Эта глупейшая политика:
— не дала возможности создать Речь Посполитую, включающую королевство Польское, Великое княжество Литовское и Великое княжество Русское как три равных (хотя бы в декларации равных) государсвенных образования;
— невероятно укрепила Московию, в противном случае обреченную на то, чтобы войти в Речь Посполитую или влачить самое убогое прозябание на задворках цивилизации вроде Сибирского ханства.
Такая Речь Посполитая была бы способна не только приобщить к европейскому пути развития всех славян (а не одних за счет других), не только остановить наконец агрессию мусульман, выйти к Черному морю, но и сделала бы невозможной бесконечную тупую конфронтацию, принесшую столько горя и бед всем ее участникам.
Польша, по существу, сама вырастила могильщиков Речи Посполитой: Пруссию и Российскую империю. Пруссия возникла потому, что поляки пустили на свою землю крестоносцев. Московия — Российская империя — сложилась и окрепла, потому что Польша в своем глупом высокомерии не сумела сделать русинов равноправным элементом Речи Посполитой.
Поляки, которые умирают на полях сражений в 1795 и 1831 годах, чью землю делят Пруссия и Российская империя; Польша, вынужденная судорожно отбиваться от большевистской Советской России в 1920 году, истекающая кровью в 1939-м, — это прекрасный пример того, как потомки расплачиваются за дурь предков.
Наверное, я бы даже позлорадствовал, произнес бы что-то в духе «так им и надо!» — да только очень уж много течет в русинах польской крови, а в поляках — русинской. Слишком уж тесно повязала нас всех история, и ничего тут не поделаешь. Мы — братья и по королевским дворцам, и по свальным братским могилам. За шизофренический гонор надутого спесью дурака-шляхтича расплачивался и расплачивается до сих пор и польский, и русский, и украинский народ — одинаково.
Так же точно все мы равно расплачиваемся за параноидальные идеи Третьего Рима, за бредни такого же надутого спесью, но несравненно более злобного и невероятно невежественного москаля, «несущего свет» истинной веры или истинной идеологии (и не очень понимающего, что есть вера и что есть идеология).
И точно такой же счет следует предъявить дикому казаку… но о нем просто не хочется и говорить.
Нередко я слышу, и не от самых глупых людей, что, мол, никакого выхода в те времена все равно не было. Поскольку в XVI–XVII веках не было равнодушных к вероисповеданию — говоря попросту, не было атеистов, то и не было никакого выхода из клубка вероисповедных разногласий и распрей. Мол, не могли католики не требовать Унии любой ценой — даже ценой распада собственного государства; даже ценой гражданской войны, ценой потери Волыни, Киевщины и Подолии.
Не могли православные пойти на Унию, не могли проявить большей терпимости к идефикс католиков — подчинению папе римскому.
Осмелюсь утверждать: выход был. Даже два выхода, на выбор.
Способ первый: объявить религию частным делом граждан, не имеющим никакого отношения к делам государства. Даже не надо расставаться с католицизмом как с государственной конфессией. Достаточно определить и четко оговорить в законах, что следовать любой из версий христианства — частное дело каждого и не влечет за собой никаких последствий и никаких ограничений.