Книга Товарищ Чикатило - Михаил Кривич

Из обвинительного заключения:

«30 ноября 1990 г. Чикатило предъявлено обвинение в совершении в 1982–1990 гг. 36 умышленных убийств женщин и детей обоего пола, сопряженных с изнасилованием жертв и гомосексуальными актами».

Тогда знали о тридцати шести. И только с 1982 года. Ни Лены Закотновой, ни Ларисы Ткаченко…

Ему дали врача.

Доктор Александр Олимпиевич Бухановский:

«29 ноября я находился в клинике. Рано утром за мной приехала машина, и меня пригласили в УВД, не объясняя, в чем дело. В УВД на втором этаже находилась оперативно-розыскная группа. Там я узнал, что еще двадцатого числа был задержан человек. Его подозревают в убийствах на сексуальной почве. Они были убеждены, что это тот самый человек.

Мне не в первый раз предстояла такая работа. Я дал согласие. Но поставил условие: я врач, а не следователь, поэтому буду вести записи только для себя. Я работаю не для протокола. У меня был чистый бланк истории болезни, и я заявил, что эти данные не могут быть использованы против больного.

Работа пошла. Нас несколько раз прерывали, так как в тюрьме КГБ очень строгий режим. И вечером нас прерывали. Мы работали в кабинете Костоева. Там же был портрет, ранее составленный мною. Он лежал на столе.

Работая с Чикатило, я сказал ему, что считаю все случившееся следствием психического расстройства. Что постараюсь объяснить в суде механизм ломки психики. Я обещал Чикатило, что объясню семье, что с ним происходит. Для него была крайне важна семья. Он горько переживал, что причинил ей горе. Я встретился с женой и родственниками Чикатило. Был свидетелем того, как он искренне плакал, получив 30 ноября первую записку от жены…»

Чтобы завершить тему семьи, добавим, что позже, когда Чикатило начал давать подробные показания, связь с семьей не прерывалась. Яндиев убедил Феодосию Семеновну носить мужу передачи. Им разрешили свидания.

Амурхан Яндиев:

«Я устраивал его свидания с женой. Она не хотела идти, но я ее упросил… Он, как вошел в комнату, сразу глаза опустил — жену увидел. Потом подошел к ней, смотрит виновато, глаза прячет. Приблизился, обнял неуклюже, в шею тычется, как котенок новорожденный. Она ему только и сказала: „Как же так, Андрей?“ А он боится глаза поднять, взгляд ее встретить, и говорит: „Фенечка, я тебя не послушался. Ты говорила — лечись, а я не послушался“. Я предложил им сесть, просил жену поговорить с ним о сыне. Чтобы не забывал: он отец, муж, и это остается — что бы ни случилось…»

Добрейший Амурхан Хадрисович прошел сквозь ад чудовищных показаний и сохранил человеческое отношение к тому, кто, казалось бы, не заслуживает не то что сострадания — снисхождения. Именно он улаживал хлопотные дела со сменой фамилий для членов семьи Чикатило, с их переездом в другой город.

«В другую страну, — усмехается Яндиев. — Теперь это ближнее зарубежье…»

За месяцы работы с Чикатило следователь по особо важным делам Яндиев незаметно перешел с ним на «ты» и порой тоже звал его Романычем. Такое обращение с человеком из преисподней выглядит странным, но не забудем, что они общались изо дня в день, их разделял только стол с бумагами, и в этом убийце, которому, как выкрикнул в зале суда один из потерпевших, мало пятидесяти трех пуль, он видел еще и надломанную личность с перекрученной психикой.

Мы видим следствия, и лишь немногие умеют заглядывать в причины.

Амурхан Яндиев:

«Я вызывал его любовницу, ту, что жила в Новошахтинске, помните? Она про него говорила: „Он такой образованный, обходительный, культурный, не могла ему отказать“. Я устроил им очную ставку. И понял, что он гордится этой старой связью. Стал ему подыгрывать: „Надо же, Романыч, какую женщину ты себе нашел“. Конечно, преувеличивал — женщина как женщина, ничего особенного. Но видел в его глазах гордость. Раз в кои-то веки почувствовал себя мужчиной. Он экспертам ничего не хотел говорить, но я его убедил, что они и сами до всего докопаются, вот он мне и рассказывал о своих ощущениях, когда убивал. Костоев специально мне это поручил: знал, что я в душу Романычу влезу. Следователю необходимо вжиться в роль. Без этого нельзя. Иногда работаю с подследственным и чувствую слезы на глазах — переживаю вместе с ним. И Чикатило мне до сих пор бывает жаль. Погано у него сложилась жизнь. Про репрессированного отца он не придумал, это проверено. Моего отца тоже репрессировали».

Доктор Бухановский:

«30 ноября мы выяснили, что происходило с вырезанными органами. Мы говорили почти весь день. И тогда он — впервые в жизни — рассказал вслух о страшных злодеяниях, которые лежат на его совести. У меня сложилось впечатление, что при этом он испытал облегчение. У него была большая потребность выговориться, исповедаться. Просто нужен был особый подход, методы ведения беседы, которыми обладает только специалист».

Подход специалиста он продемонстрирует уже в дни суда. Его цель — предостеречь от эйфории по поводу того, что преступник схвачен и сидит за решеткой. Даже в Ростове, где буквально все, от мала до велика, знают, как Чикатило заманивал детей, то же самое можно проделать средь бела дня, на глазах у людей. Бухановский подъезжает на машине к гостинице «Интурист», в пяти минутах хода от Дома правосудия. К нему подбегают мальчишки с предложением вымыть машину, протереть стекла, сделать что угодно — за деньги. Они там дежурят с утра до вечера, это клан, цех, братство, шайка. Бухановский отказывается. Тогда, дяденька, дай закурить. С собой нет, бросил, но дома осталась пачка. Поехали? Поехали! Парень садится в машину к незнакомому человеку и едет — куда? Доктор отвозит его в милицию, чтобы там ему втолковали насчет излишней доверчивости.

Мораль: на каждого ребенка найдется человек, который переиграет его психологически.

Доктор Бухановский:

«После первого дня, когда я вышел от него, сказал: „Это тот самый человек, и он, видимо, будет говорить“. На следующий день он начал давать показания.

Вторая беседа у нас была 18 января. В тот день мы выясняли легенды Чикатило, его способы завлечения жертв. Беседовал я с ним и 25 января.

По ходу следствия я давал также рекомендации следователям, как работать с Чикатило с учетом его психических особенностей. В начале судебного разбирательства он был таким же, как в начале следствия. При работе с ним я использовал такой способ, как сочинение на заданную тему. В томах дела есть письменная продукция Чикатило. Ее характерные особенности: соскальзывание мысли, витиеватость, многочисленные жалобы на сексуальные и бытовые проблемы автора.

Чикатило в тюрьме содержали хорошо. У него был конфликт с соседом по камере. По просьбе Чикатило соседа перевели в другую камеру, и Чикатило остался один: слушал радио, читал газеты.

То, что с ним происходило, — даже не сексуальная патология, а некий ее аналог, эрзац. Это можно сравнить с тем, что человек пьет вместо алкоголя тормозную жидкость.