Книга Дочь Великого Петра - Николай Гейнце

— Я не говорю, что я через год отказываюсь быть вашей женой, я только против того, чтобы это было оглашено преждевременно и наложило бы таким образом на меня и на вас трудноисполнимые путы. Лучше будет, если мы будем свободны. Вы уедете в Петербург, я приеду туда же. Мало ли с кем столкнет вас и меня судьба. Мало ли что меня и вас может заставить изменить решение.

— Только не меня, княжна… — с необычайным волнением сказал князь Луговой.

— Дай Бог… Быть может, и я не изменюсь к вам, и тогда наш союз перед Богом будет совершенно свободным, а не вынужденным обязательством, принятым на себя за целый год вперед.

— Ваша воля, княжна!.. — после некоторой паузы произнес князь Сергей Сергеевич.

В тоне его голоса слышалось беспредельное отчаяние.

— Я знала, что встречу в вас сочувствие моему плану. С вашей стороны было бы невеликодушно воспользоваться данным словом девушки, ничего и никого не видавшей, и, таким образом, взять на себя тяжелую ответственность в случае, если она после венца сознает свою уже непоправимую ошибку… Я много думала об этом за эти дни и рада, что не ошиблась в вас.

Князь молча поклонился.

— Год жизни в Петербурге достаточен будет для меня, чтобы я узнала свет и людей и сознательно решила свою участь. Я думаю, князь, что пальма первенства останется все-таки за вами.

Она протянула ему руку. Он не заметил этого движения княжны и сидел в глубоком раздумье. Княжна убрала руку и спросила с особым ударением:

— А ваш друг?..

— Он уехал… — вышел из задумчивости князь.

— Уехал?.. Отчего?..

— Ему необходимо было быть в Тамбове, а оттуда он спешит в Петербург.

— Мне очень жаль, что не удалось с ним проститься, — заметила княжна.

Князь Сергей Сергеевич быстро и внимательно посмотрел на нее. Она сидела с опущенным вниз взглядом. В глазах князя мелькнул ревнивый огонек. Уже не графу ли Свиридову обязан он, князь, изменившимися к нему отношениями княжны Людмилы? Нехорошее чувство шевельнулось в его душе к его другу, но князь тотчас же осудил себя мысленно за это чувство.

«Нет, это не то, — неслось в его голове, — просто она считает меня обреченным на несчастие и хочет так или иначе от меня отделаться».

Эта мысль холодила ему сердце, но самолюбие вступило в свои права, и князь не нашел возможным просить любимую им девушку изменить ее решение.

«Будь что будет, — решил князь. — Да будет воля Твоя!» — вспомнилась ему суть его молитв последних дней.

— Он, конечно, с вашего позволения, не преминет сделать вам визит в Петербурге, — деланно холодно сказал князь Сергей Сергеевич.

— Я буду рада… — уронила княжна.

— Я передам ему… Я еду завтра в Тамбов и с ним вместе с Петербург, — продолжал князь.

— Значит, до свидания на берегах Невы… — быстро встала княжна.

Князю Сергею Сергеевичу Луговому снова понадобилось много силы воли, чтобы остаться наружно спокойным, когда горячо любимая им девушка так явно выразила свою радость при известии, что он уезжает из Лугового. Он рассчитывал, что княжна Людмила выразит хотя бы сожаление о его отъезде или попросит его повременить этим отъездом, чтобы помочь ей устроить дела по имению. И вдруг она его почти прогоняет. Сделав над собой это усилие воли, князь встал.

— До свиданья, княжна, — сказал он упавшим голосом.

— До свиданья, до лучших времен… Простите, князь, что, быть может, я невольно действовала не так, как вы бы того хотели.

— Помилуйте, княжна.

— Вы сами, раздумав, убедитесь, что я права, предложив вам не связывать до поры до времени ни себя, ни меня…

— Я уже говорил вам, княжна, что это ваша воля…

— Вы меня ведь совсем не знаете, быть может, теперь, сделавшись самостоятельной, я себя покажу вам совсем в ином, далеко для вас не привлекательном виде…

— Не утешайте меня, княжна, — не выдержал наконец князь Сергей Сергеевич, — я не нуждаюсь в этом утешении, хотя не скрою от вас, что ваше неожиданное решение до боли сжало мне сердце… Но я не хочу вам навязываться в мужья, и если вы действительно хотите в этот год испытать меня и себя, то я преклоняюсь перед этим и не боюсь, со своей стороны, этого испытания; если же вы избрали этот путь как деликатный отказ мне в вашей руке, то и в этом случае мне остается только покориться вашей воле и ждать, когда для меня станет ясно то или другое ваше намерение… До свидания.

Княжна подала ему руку.

— Мне жаль, князь, что мы расстаемся при условии, что я оставила в вашем сердце некоторое сомнение и раздражение, но время покажет, что вы ошибаетесь, теперь же я не могу вам сказать ничего более того, что сказала. До свиданья в Петербурге.

Последнее слово княжна подчеркнула. Князь поцеловал ее руку, на этот раз с далеко не деланною холодною почтительностью, и вышел. Он не помнил дороги до Лугового. Только в тиши своего кабинета князь стал всесторонне обдумывать свое положение.

Любимая им девушка, видимо, старалась отделаться от него. Он, князь, таким образом, снова свободен, снова одинок.

— Твое спасение в любимой девушке, — пришли ему на память слова призрака.

— Теперь, значит, спасенья нет… Будь что будет… Да будет воля Твоя…

На князя напало хладнокровие обреченного человека.

Для того чтобы совершенно успокоиться, по крайней мере, насколько это было возможно, ему надо было переменить место. Он отдал приказание готовиться к отъезду, который назначил на завтрашний день. На другой день князь призвал в свой кабинет Терентьича, забрал у него все наличные деньги, отдал некоторые приказания и после завтрака покатил в Тамбов. По въезде в этот город князь приказал ехать прямо к графу Свиридову, к дому графини Загряжской.

Дом был, как оказалось, прекрасный и стоял на лучшей улице города. Граф Петр Игнатьевич был дома и, увидев в окно открытый экипаж, в котором сидел князь Луговой, выбежал встретить его на крыльце.

— Что с тобой? Что случилось? — встретил он его восклицанием.

Действительно, прошедшие с момента последнего свидания с княжной Людмилой Васильевной Полторацкой с небольшим сутки отразились роковым образом на лице князя Сергей Сергеевича Лугового. Он страшно осунулся и исхудал. Глаза получили какой-то тревожный, лихорадочный блеск.

— Говори же, говори! — озабоченно спрашивал князя граф Петр Игнатьевич, вводя его в угловую большую комнату, служившую ему кабинетом и спальней.

В доме своей покойной тетки граф Свиридов жил, как он выражался, на «биваках».

— Ничего особенного, — нехотя отвечал князь.

— Ты со мной не хитри… Если бы не случилось ничего особенного, ты бы не уехал из Лугового чуть ли не в погоню за мной, а во-вторых, не выглядел бы так страшно… Ведь на тебе лица нет…