Книга Украденное сердце - Властелина Богатова

Как ни горестно признавать, но они учинили самое страшное, что могли совершить женщины. И от того холодно сделалось внутри. Данияр подумал о дядьке и не ощутил ничего: ни гнева, ни обид. Но простить то, что Марибор был в сговоре со степняками – нет. Нет ему прощения ни перед народом, ни перед теми, кого уже нет в живых. И понести наказание сын Славера обязан сполна. Хорошо, что ещё Радмила жива, но смерть кметей и воеводы жгла, и кровь густела, опаляя ядом, уничтожая всякое милосердие.

«Не скрылся. Знать готов нести вину и наказание. И он получит по заслугам», – подумав это, Данияр хотел, было, подняться, но багряный туман брызнул в голову, и князь провалился в пустоту.

Глава 22. Пробуждение

Вечерний небосклон был чист, лишь на окоёме плотно сгрудились облака, будто тянулись вслед за уходящим солнцем, пытаясь нагнать его. Сквозь них пробивалось сверкающее алыми переливами светило, но если глянуть в сторону леса, откуда надвигались сумерки и дышала в спину ночная прохлада, там проявлялась над островерхими макушками круглая нарастающая луна. Ночная спутница не греет, как солнце, но пробуждает чутьё. Белеет, как череп, в голубом море неба, смотря на землю с холодом и грустью. Точно так же было внутри Зариславы – окостенело. Она невольно опустила взор наземь, ступая неспешно по луговой траве, вдыхая дурманный запах подмаренника и медуницы, стараясь не думать ни о чём.

Наволод, что шёл рядом, сохранял молчание. Он останется немым, покуда не совершит обряд, о коем Зарислава просила волхва намедни, потому не тревожила его пустой неуместной болтовнёй. О важном она уже успела поведать. Древний обряд Зарислава помнила ещё со времён своего детства. Когда девок для парней не доставало, родичи брали оных из других племён. Обязательным условием было перед венчанием очистить девицу от прошлой жизни и связей.

Всё дальше они отходили от Волдара, и Зарислава, доверившись Наволоду, покорно шла рядом, погрузившись в тягостные несвязные раздумья. За последнюю седмицу слишком многое случилось, навалилось непосильной ношей – Зарислава не поспевала осознать ясно, что происходило с ней.

Снова и снова прокручивала в голове ночёвку в Устове вале – так называлась та небольшая деревенька.

Травница отчётливо помнила, что после того, как вернулась из бани в горницу, сразу уснула. Разбудил её Заруба. Зариславе не хотелось просыпаться и верить в то, что случилось самое непоправимое и постыдное, что могло произойти с девицей, не хотелось вновь испытывать жгучее унижение. Она лежала, уткнувшись носом в шкуры, не имея внутри себя сил посмотреть на тысяцкого. И в горячке мысленно вознамерилась остаться в деревушке, в этой брошенной избе, да забыться сном.

Сжимая шкуры в кулаках и слыша, как после трапезы кмети собираются в дорогу, думала о том, насколько жалкой выглядит. На деревне в Ялыни такого непотребства староста Прозор не спустил бы с рук. Парни бы обходили её избу стороной. А Пребрана ждало бы суровое наказание за то, что попортил девку раньше срока. Но Пребран был княжичем из Доловска, а потому ему переживать нет резона. А Зарислава была сама по себе, чтобы чувствовать перед кем-либо ответственность. Разве только перед собой… Перед Богами.

Пребран… Она уж не первая, чью девичью честь он загубил, об этом упреждала и Радмила. И глупо было надеяться, что с ней он обойдётся как-то по-иному. В этом не раз можно было убедиться, хоть вспомнив тот случай, когда княжич поймал её на пороге, вспомнив его лютый, вожделеющий, неудержимый блеск глаз, что напугал её изрядно.

Подумав, как скверно выглядит сейчас перед воинами, Зарислава вздрогнула от омерзения, стало тошно от самой себя.

Но желала она всем сердцем помочь Радмиле. Долг довершить начатое во что бы то ни стало был сильнее, а потому раскисать не позволила себе. И когда Заруба, потеряв терпение, осторожно коснулся её плеча, желая спросить, не будет ли лучше остаться ей у старосты, Зарислава тяжело поднялась, задушив слёзы и стараясь не глядеть в сторону, где была лавка Пребрана. Однако его не обнаружила на своём месте.

Споро собравшись, Зарислава вместе со всеми вышла на порог, где и столкнулась с княжичем. Опешив от нежданности, замялась было в дверях, но успела заметить, что тот выглядит мрачнее тучи, да что там, темнее самой дремучей глубины леса, веющей холодом и мраком. Серые, как кварц, глаза, будто плёнкой подёрнутые, смотрели на неё неподвижно и бездушно. За их мутным блеском таилось что-то такое, от чего внутри у Зариславы заворочалась тревога. Бог знает, что было у него в голове. Травница, смерив княжича хмурым взглядом, молча обошла его, поспешила спуститься во двор.

Подставила лицо рассветным лучам и прохладному ветерку, и всё оказалось не таким уж скверным. И как ни скребло на душе, а всё же стало легче, чем думалось поначалу.

Вместе со всеми, с обретённой не пойми от чего бодростью, Зарислава с небывалой плавностью поднялась в седло. Посмотрела на Пребрана, что остался стоять в тени крыльца. В глазах его был голод и что-то ещё, от чего Зарислава зашлась смятением, одновременно чувствуя своё превосходство над ним, над его отвратным поступком.

Кмети и тысяцкий, к удивлению, если и глядели на неё, то не искоса и с осуждением, а участливо – мол, вчера только едва в седле держалась, а ныне уже опять готова отправиться в путь. Никакой укоризны, а только лишь уважение.

«Стало быть, не догадались, что случилось ночью. Уберегла от позора и стыда Богиня».

Но от этого ей не делалось спокойнее. Стоило задуматься об ином – как теперь она вернётся в Ялынь и станет глядеть в глаза Ветрии? Уж как матушка чаяла о её цельности, родная мать так не тужится, как переживала за неё волхва. И хороводы с молодцами не давала водить – не дай Боги через костёр с кем прыгнуть! И с чего бы вдруг Ветрии волноваться так, будто Зарислава была способна на непотребство и блуд? Даже иногда и обида, и стыд брали за подозрения в том, чего она ни в жизни не совершала. Никогда бы не сподобилась преступить заветы, пойти против воли матушки. А вот Дивия от чего-то привечала волхва, всё сватала к нему… Но теперь с Дивием ей не суждено быть, вообще ни с кем. И жрицей ей теперь не стать.

«Лишилась своей силы. Добегалась. И чем теперь может помочь Радмиле? Мешаться под ногами?»

И верно нужно бы назад повернуть, в деревню, покаяться матушке-Ветрии, она, поди, от неё не отвернётся, примет, но что-то гнало вперёд. Нужно обо всём посовещаться с Наволодом, к тому же поведать о Вагнаре.

Однако сколь ни занимала она себя мыслями о Волдаре, а всё не находила покоя. Мыслила, что всё произошедшее с ней – ошибка, и Пребран не взял её там, в бане. Это просто морок, вещий сон, что угодно, но быть с ней такого наяву просто не могло. Всегда оберегаемая, любимая Богами, и чтобы вот так… с трудом верилось.

Холод обнимал её, как возлюбленную, от подобных мыслей толкая в отчаяние, но Зарислава, как могла, держалась, стараясь не броситься в омут безысходности.

А потом всё изменилось. Зарислава почувствовала мощный удар неудержимой, обновлённой силы, что дыхание оборвалось, а дорога перед глазами поплыла. Чувствуя, как внутри назревает что-то большее, непостижимое, тёмное, как скважины рудников, но манящее, как нектар, ещё не ведомое ей, Зарислава вцепилась в повод, силясь не выказывать нахлынувшую дурноту.