Книга Страсть Клеопатры - Энн Райс

«О нет, – подумала она, – только не это». Только не допрос. Только не погружение в ее прошлое, которое теперь было окутано мраком. Но как избежать этого? Как уклониться?

– Так расскажите же мне правду о себе, великая царица Клеопатра Седьмая. Последняя царица Египта. Например, историю о том, как вы тайно проникли в покои Цезаря в корзине, полной змей. Это правда? Или все-таки выдумка?

– Нет, – прошептала она, – это ложь. Все ложь. Я перехитрила войско моего отца совсем другим способом.

Тишина в зале стала еще более гнетущей. И в ней нарастало, набирало силу какое-то новое напряжение, которое каким-то образом объединяло уже всех присутствующих.

Что не так она сказала? Может быть, она совершила ошибку? И тем открыла свою истинную несчастную природу?

Сакнос медленно забрал цепь у бессмертной женщины, подавшей голос против него, и принялся наматывать ее на свою руку, постепенно подтягивая Клеопатру вперед на ее стуле, пока она не была вынуждена неуклюже подняться на ноги.

– Это было войско не вашего отца, – зловеще прошептал он. – Это было войско вашего брата. И это как раз он выслал вас из Александрии накануне того, как там высадился Цезарь.

Он рывком выдернул ее из-за стола. Теперь они стояли в каких-то дюймах друг от друга, и ей было некуда спрятаться от его пылающего взгляда.

– И не было никакой корзины со змеями, – продолжал он. – Это был свернутый в рулон ковер. Вы не знаете этих подробностей, потому что не можете их вспомнить. А не можете вспомнить потому, что вас не пробудили, вас воскресили, как вы чуть ранее неосторожно обмолвились.

– Потому что вы, великая царица Клеопатра Седьмая, вовсе не царица на самом деле. – торжествовал Сакнос. – Вы – восставший из мертвых полуразложившийся труп, который теряет воспоминания о своей прошлой жизни, и они уходят к человеку, в котором сейчас жива ваша переродившаяся душа. Вы – ночтин. Так я называю отталкивающих созданий вроде вас. Я оживил много таких, как вы, просто из любопытства, чтобы понаблюдать, как сводят их с ума видения глазами тех, в чьих телах возродились их души после реинкарнации. А потом у меня в отношении них не было другого выбора, кроме как навсегда лишить их живительного света, оставив в мрачной камере. Именно так я и поступлю с вами, претенденткой на царский трон, назвавшей меня предателем моей царицы. Я брошу вас в темноту моей тюрьмы, пока вы окончательно не потеряете рассудок.

Вырвавшийся у нее пронзительный дикий крик больше напоминал отчаянный рев зверя, чем звук человеческого голоса. Она оцарапала ногтями его лицо, взмахнув рукой с такой силой, что едва не вырвалась из оков. Но он удержал равновесие и отступил на полшага. Цепи на ее ошейнике снова натянулись, но это не могло сдержать ее крика.

– Я Клеопатра! – прохрипела она.

Внезапно раздался резкий щелчок, напоминающий звук от удара хлыста, и окно у него за спиной покрылось паутиной трещин. Неужели от ее криков треснуло стекло?

Волна страха прокатилась по всем присутствующим в комнате. Это отвлекло ее от отчаяния и страшных картин, которые рисовало ее воображение после слов ее главного похитителя. На самом деле это был камень. Кто-то бросил в окно камень – он был недостаточно большой, чтобы пробить толстое стекло, но ударил с такой силой, что оно треснуло сразу во всей раме. Только у бессмертного хватило бы силы сделать такое.

Трое мужчин, стоявших у стены, выхватили из пиджаков блеснувшие вороненой сталью пистолеты и кинулись к дверям на террасу. Ее стражники, мужчина и женщина, остались стоять рядом с ней.

Сакнос своей мощной рукой схватил ее за холодный железный ошейник спереди, но в последний момент отвернулся, прислушиваясь к какому-то шуму, доносившемуся из коридора.

На мгновение установилась тишина, в которую вдруг ворвался странный ритмичный топот. А еще через секунду в проеме дверей появились спины тех самых вооруженных бессмертных, только теперь они растерянно пятились, выставив вперед свои пистолеты и глядя куда-то вниз.

Отступали они перед собаками, которые входили в зал одна за другой. Псы шли совершенно бесшумно и спокойно, впившись неподвижными взглядами в мужчин, направлявших в их сторону стволы бесполезных в такой ситуации пистолетов. Поначалу Клеопатра даже не могла поверить, что это те самые твари, которым ее едва не скормили. Потому что сейчас они не издавали ни звука и лишь дружно двигались вперед. Это были мощные мастифы с головами больше человеческих. Теперь, когда они не рычали и не скалили зубы, их круглые синие глаза казались более осмысленными. В ярком свете люстр было видно, что их блестящая шерсть играла оттенками от черного до темно-коричневого.

Ошарашенные бессмертные продолжали пятиться. Один из них беспомощно ткнул своим пистолетом в сторону этих страшилищ, словно надеялся этим как-то остановить их продвижение. Но это не произвело на них ни малейшего впечатления. Теперь уже Клеопатра могла сосчитать их. Десять, двенадцать… Всего их было пятнадцать. Она с удивлением отметила, что на большинстве этих свирепых морд были заметны слабые следы какого-то ярко-оранжевого порошка.

Какое-то мощное колдовство чудесным образом изменило их. Казалось, что сейчас все они одновременно управляются некой силой, чьим-то сознанием.

– Бёрнэм, – с раздражением прорычал Сакнос.

Человек по имени Бёрнэм, которому теперь приходилось одновременно удерживать одну из цепей ее ошейника и реагировать на приказ хозяина, нервно прочистил горло и пронзительно свистнул.

Собаки проигнорировали сигнал.

Бёрнэм смертельно побледнел и повторил свою попытку. Псы вновь не обратили на него никакого внимания. Казалось, что свору из пятнадцати собак интересовали исключительно трое мужчин с пистолетами и ни на что другое псы не отвлекались. Клеопатра вдруг поняла, что те, постоянно отступая, уже дошли до стены, и теперь были практически окружены.

– Бёрнэм! – взревел Сакнос.

– Они не слушаются, повелитель, и ведут себя так, будто на них наложили заклятье.

Сакнос растерялся.

И тут псы начали рычать.

Клеопатра никогда еще не слышала подобного звука. И даже не могла себе представить, что пятнадцать разных псов могут идеально рычать в унисон. Это было что-то среднее между жужжанием роя разъяренных пчел и грохотом катящегося по склону большого валуна. Один из мужчин не выдержал и безо всяких слов просто выбежал из зала. После секундного промедления за ним последовал второй. А затем и третий, который, прежде чем исчезнуть, робко положил свой пистолет на пристенный столик у себя за спиной, как будто этот жест доброй воли мог унять кровожадные взгляды стаи.

Собаки дружно повернулись в сторону Сакноса.

Женщина, которая до этого говорила с Сакносом, с грохотом бросила на пол цепь и сбежала. Бёрнэм тоже не заставил себя долго ждать и присоединился к ней. А собаки тем временем перешли на лай. Этот оглушительный звук повторялся снова и снова. И опять-таки – идеально в унисон. Лай был громким и осмысленным и пробирал до костей.