Книга Справедливость. Как поступать правильно? - Майкл Сэндел

Хотя Уильям Балгер разговаривал со своим беглым братом по телефону, он утверждал, что не знает, где тот находится, и отказался помогать властям в его поисках. Когда в 2001 г. Уильям давал показания перед большим жюри, федеральный прокурор безуспешно пытался выудить из него информацию о брате. «Итак, просто проясним ситуацию: вы преданы брату сильнее, чем народу содружества Массачусетс?» — спросил прокурор.

«Я никогда не рассматривал ситуацию таким образом, — ответил Уильям. — Но я действительно искренне верен моему брату и забочусь о нем… Надеюсь, что никогда не смогу быть полезен кому-нибудь, кто хочет причинить ему вред… У меня нет обязательства помогать кому-либо в его поимке»[358].

Постоянные посетители таверн Южного Бостона выражали восхищение лояльностью Уильяма. «Я не виню его за то, что он не рассказывает о брате, — сказал корреспонденту The Boston Globe один из жителей. — Братья есть братья. Станете вы доносить на членов своей семьи?»[359] Редакторы и газетчики были более критичны. «Вместо того чтобы избрать стезю праведных, — писал один из ведущих колонку журналистов, — он выбрал кодекс улицы»[360]. Под давлением общественности, возмущенной его отказом оказать помощь в поисках брата, Уильям Балгер в 2003 г. ушел в отставку с поста президента Массачусетского университета, хотя его не обвиняли в воспрепятствовании расследованию[361].

В большинстве обстоятельств было бы правильно помочь привлечению убийцы к суду. Может ли семейная лояльность перевесить эту обязанность? Очевидно, что Уильям Балгер считал, что может. Но несколькими годами ранее другой человек, брат которого сбился с пути, поступил иначе.

2. Бомбист, охотившийся на ученых

Более 17 лет власти пытались найти в США террориста, ответственного за отправку по почте нескольких посылок с бомбами, в результате взрыва которых трое погибли и 23 человека получили ранения. Поскольку среди адресатов, получивших эти посылки, были ученые, неуловимого бомбиста назвали «охотником за университетскими учеными». Чтобы объяснить мотивы своих деяний, этот террорист разместил в интернете манифест с протестом против технологий (документ занял 35 страниц) и пообещал прекратить свои диверсии, если The New York Times и Washington Post опубликуют его манифест, что и было сделано[362].

Когда Дэвид Качински, 46-летний социальный работник из Сенектади, штат Нью-Йорк, прочитал манифест, он почувствовал, что текст ему очень знаком. В манифесте были фразы и мнения, похожие на те, что высказывал его старший брат Тед, 50-летний математик, получивший образование в Гарварде, но ставший отшельником. Тед ненавидел современное индустриальное общество и жил в избушке в горах Монтаны. Дэвид не видел брата 10 лет[363].

После долгих терзаний в 1996 г. Дэвид все же сообщил ФБР, что подозревает брата в терроризме. Федеральные агенты обложили избушку Теда Качински и задержали его. Хотя Дэвиду дали понять, что прокуроры не будут требовать смертной казни, обвинение потребовало именно смертной казни. Мысль о том, что он выдал брата на смертную казнь, терзала Дэвида. В конце концов прокуроры разрешили Теду Качински признать вину в обмен на пожизненное тюремное заключение без права досрочного освобождения[364].

На суде Тед Качински отказался признать своего брата, которого в рукописи книги, написанной в тюрьме, назвал «новым Иудой Искариотом»[365]. Дэвид Качински попытался заново начать жизнь, которая была непоправимо отмечена этим эпизодом. После того как он приложил много сил к спасению брата от смертного приговора, он стал представителем группы, выступающей против смертной казни. «Предполагается, что братья должны защищать друг друга, — сказал Дэвид слушателям, объясняя свою дилемму, — а я, возможно, отправлял брата на смерть»[366]. Дэвид принял 1 млн долл., вознаграждения, выплаченного Министерством юстиции за помощь в задержании брата, но большую часть этих средств отдал семьям людей, погибших и раненных его братом. И принес извинения от имени своей семьи за преступления брата[367].

Как вы расцениваете действия Уильяма Балгера и Дэвида Качински по отношению к своим братьям? У Балгера семейная лояльность перевесила обязанность предать преступника правосудию. У Качински все произошло с точностью до наоборот. Возможно, нравственное различие состоит в том, представляли ли разыскиваемые братья угрозу для общества или нет. По-видимому, это обстоятельство оказало особое влияние на Дэвида Качински. «Думаю, правильно сказать, что я чувствовал себя вынужденным сделать это. Жить с мыслью о том, что погибнет еще один человек, а я могу предотвратить эту гибель, было невыносимо»[368].

Как бы вы ни оценили выбор, сделанный братьями, при знакомстве с их историями трудно не прийти к выводу: дилемма, с которой столкнулись эти люди, становится моральной, только если вы признаёте, что требования лояльности и солидарности могут иметь вес при их соотнесении с другими нравственными требованиями. В том числе и с требованием приводить преступников к ответственности. Если все наши обязательства основаны на согласии или на универсальных обязанностях, которые мы несем как личности, описать затруднения, связанные с братскими узами, трудно.

Справедливость и благая жизнь

Мы рассмотрели ряд примеров, ставящих под сомнение сужающую интерпретацию мысли о том, что мы — единственные творцы сдерживающих нас моральных обязательств; примеров публичных извинений и репараций, коллективной ответственности за былые несправедливости; примеров особой ответственности членов семей и сограждан друг за друга; примеров солидарности с товарищами; преданности своей деревне, своему сообществу или стране; примеров патриотизма, гордости и стыда за свою страну или свой народ, преданности братьев и детей. Присутствующие в этих примерах требования солидарности — знакомые характеристики нашей нравственной и политической жизни. Без этих особенностей жить или придавать смысл нашей жизни было бы трудно. Но столь же трудно описывать эти особенности языком морального индивидуализма. Этика согласия просто их не улавливает. Отчасти именно поэтому генерируемые ими требования обретают нравственную силу. Эти требования возникают из нашей обремененности прошлым. Они отражают нашу природу как существ-сказителей, укоренных в конкретных ситуациях.