Книга Великие исторические сенсации. 100 историй, которые потрясли мир - Елена Коровина

Так, может, антиквар Мозес Вильгельм Шапиро добыл для мира реальное сокровище, подлинные свитки? А его за это обвинили в самом кошмарном мошенничестве – подделке святых рукописей. Может, потому он и застрелился, не выдержав такого ужасающего обвинения?

И вот во второй половине ХХ века ученые снова кинулись разбираться с «делом Шапиро». Только теперь все они предлагали доказательства оправдания. Но к чему? Человечество не сумело удержать рукописи, поданные на блюдечке, – угробило и находку, и ее автора. И что сказать в оправдание, прочтя горькие строки, которые написал Шапиро переводчику Гинсбургу, открестившемуся от своего перевода: «Вы сделали из меня дурака, опубликовав, а потом выставив на обозрение рукописи, которые, оказывается, сами считаете фальшивыми. Не думаю, что я смогу пережить этот позор».

И ведь что поразительно, на доказательство того, что рукописи Шапиро – фальшивка, в 1883 году у «исследователей» ушло всего-то пара месяцев. Так, может, не стоит столь быстро рубить сплеча? Особенно если это касается истории…

Прототип дикого купчины Островского или гордость России?

Всем известно, что Островский писал своих представителей «темного царства» с натуры, которой в Москве вполне хватало. Однако даже среди «купчин-безобразников» выделялся текстильный фабрикант Михаил Хлудов, промышленник-миллионщик. Недаром его величали Страшилищем Первопрестольной. В комедии «Горячее сердце» Островский даже менять его фамилию не стал, поменял лишь две буквы – с Хлудова на Хлынова. В романе Н.Н. Карамзина «На далеких окраинах» Хлудов назван Хмуровым, он же выведен писателем Н.С. Лесковым героем рассказа «Чертогон». Словом, Миша Хлудов стал «образом», притчей во языцех.

Вот только уже современники задумались-засомневались: а точно ли Михаил Хлудов был разгульным сумасбродом, не знающим, куда деньги девать? Да и были ли такими другие представители «темного царства»? А может, это поклеп на все российское купечество и карикатура купчины толстопузого не верна?

Анализ личности самого отъявленного «безобразника», Михаила Алексеевича Хлудова (1843–1885), дает сенсационный ключ к разгадке: наряду с эксцентричными выходками Михаил Хлудов был умным, одаренным, к тому же безоговорочно бесстрашным и мужественным человеком, много сделавшим для своей страны.

…Ольга Осиповна Садовская, любимейшая в Москве актриса, развернула лист с золотым обрезом, отложенный на проходной Малого театра: «Имею честь пригласить ко мне – в компанию избранных!»

Улыбнулась, предвкушая осетрину с шампанским, но увидела подпись: «Купец-молодец гильдии избранных Михаил Хлудов. Масленица 1886 года». Почтенная дама взвизгнула почище мещанок и кухарок, коих изображала на сцене. Какой еще Хлудов?! Он же год как отправился в Царствие Небесное! Или Бог не принял души безобразника и послал к дьяволу? Вот и строчит проклятый Мишка сатанинские послания с того света…

Всхлипывая и вскрикивая, Ольга Осиповна понеслась по лестнице к начальству. Никому не позволено вытворять такое с актерами императорских театров! Это надо же – мало того, что сам помер, еще и к себе зовет?!

Михаил Алексеевич Хлудов

Актриса влетела в коридор театральной администрации. Прислонилась, чтобы отдышаться, к двери с табличкой: «Островский Александр Николаевич. Заведующий репертуарной частью». Уж он-то должен знать всю подноготную этого купца Хлудова – он же списал с этого Страшилища Первопрестольной не одного героя своих пьес. Ольга Осиповна перевела дух, вошла и ахнула: Александр Николаевич стоял у стола с молотком в руке. Неужто и он получил жуткое послание? А ну как решил на тот свет к купцу-приятелю податься – на званый-то вечер?

– Да что же это?! – заголосила Садовская.

Драматург недоуменно уставился на свою ведущую актрису. Почтенная женщина – Кабаниху в «Грозе» играет, Домну Пантелеевну в «Талантах и поклонниках» – а на людей бросается ни за что ни про что.

– Вот хотел образок в красный угол прибить! – попытался объяснить Островский. – А ты что подумала, Оленька?

Оленька крякнула все еще испуганно и стукнула по столу ладошкой – выложила приглашение:

– Подумала, вы к Хлудову собираетесь!

Островский прочел послание и захохотал:

– Ай да молодец, Хлуд-купец! Смотри-ка, почерк его собственный. Видать, еще до смерти шуточку свою задумал!

Садовская опустилась на стул:

– Хороша шуточка! Да у меня чуть сердце не оборвалось!

– А ты молись, матушка! – еще веселее захохотал Островский. – Знаешь, как молился Мишка Хлудов? Вместо «Во имя Отца и Сына, и Святого Духа, аминь!» – «Во имя овса и сена, и свиного уха, овин!». Или так: «Господи, владыко живота моего и прочих внутренностей!» – Островский вытер платком смеющиеся глаза и обмахнул усы с бородой. – Мишу Хлудова послушать – никаких романов не надо читать. Апофеоз, так сказать! Темное царство, как говаривал Добролюбов.

Островский сложил руки на животе и озорно воззрился на Садовскую:

– Интересны рассказы о темном царстве? Слушай, Оля, тебе для ролей пригодятся. Расскажу тебе, как познакомился я с Михаилом Хлудовым. Весьма странная вышла встреча. Бродил за мной несколько дней какой-то господин. Высокий, молодой, лет двадцати пяти. По одежде не поймешь, какого сословия, – сам с бородой купеческой, а одет в европейский сюртук. В один день захватил я трость со свинцовым набалдашником для вооружения да и подошел к незнакомцу: «Что вам от меня понадобилось?» А тот засверкал белозубой улыбкой и в карман полез. Я уж и трость чуть не вскинул – ну как из кармана нож вытащит? А он вынимает журнал модный «Развлечение» и гордо сует мне: «Я – Михаил Хлудов!» Гляжу, на обложке карикатура на пьяного купчину. А «прототип» мне объясняет: «За то, чтоб редакция мою физиономию пропечатала, я им годовой тираж оплатил. Теперь хочу в ваших пьесах прославиться!» Я взъярился: «Я на вас карикатуру похлеще, чем в журнале, напишу!» А Хлудов сверкнул очами: «Отлично! Хотите увидеть своего «героя» в жизни, извольте, приглашаю!»

Жил он в синем трехэтажном особняке недалеко от Красных ворот в Тупом переулке. Но народ уж давно перекрестил этот тупик в Хлудовский. Раньше в нем вся семья Хлудовых жила: отец Мишин Алексей и брат его Герасим Хлудовы, оба – миллионщики. В середине века давались тут знаменитые на всю Москву купеческие балы. По триста человек собирали, в кадрилях по сто пар танцующих шли. Но теперь отец съехал, дядя с семьей тоже, так что Миша Хлудов один хозяйничал.

Завел он меня внутрь. Комнатищи огромные – кругом ковры: на полу, на стенах, на диванах, на креслах. В столовой сзади – стена стеклянная. А за ней – зимний сад: пальмы, гранаты в кадках, разноцветные цветы в бордюры высажены. Вдруг чугунная винтовая лестница наверху заскрипела, я аж задохнулся: сверху прямо на Мишу прыгнуло какое-то огромное животное – больше годовалого теленка, да все будто черно-золотыми лентами перевито. Оба свалились на пол, я отпрянул, а хозяин хохочет: «Не бойтесь! Это моя ручная тигрица Сонька!» Встал, отряхнулся, тигрица к ноге его припала, как собачонка. С ней и за стол сел. А я уж и не помню, как обед-то прошел…