Книга Антимавзолей - Андрей Воронин

– Туда – это на дачу к одному пенсионеру, отставному генералу ФСБ... Генералу Самойлову, если быть точным.

– Я почему-то так и думал, – сказал Глеб, с ходу проскакивая огромную лужу весьма зловещего вида.

– Думать не вредно, – похвалил Потапчук. – Я вот тоже думал... Как только на горизонте возник Сиверс, как только стало ясно, что тогда, в семидесятых, его гибель при попытке к бегству была обыкновенной инсценировкой, меня сразу начали одолевать сомнения. Не сам же он устроил себе побег из Лубянской тюрьмы, верно? И денежки, которые он тогда награбил, как в воду канули, и спросить, куда они ушли, не у кого... Теперь я, кажется, начинаю понимать, что это были за ограбления, зачем и почему... Видимо, после смерти Сталина финансирование "Мавзолея-2" прекратилось, а тайну нужно было хранить – так, по крайней мере, считали те, кто был в курсе. А сохранение тайны такого масштаба требует, помимо всего прочего, немалых денег. Нужно все время держать руку на пульсе событий – собирать информацию, следить, не всплывет ли где-нибудь запретная тема... Наверное, в какой-то степени они даже влияли на политику – по крайней мере, в самом начале, когда были по-настоящему сильны. Да и потом... Возьми, к примеру, Асланова. Думаешь, он даром работал? И ведь не в одиночку Сиверс положил у бункера Гюрзу вместе со всеми его людьми! Значит, была организация, а организация – это деньги. И Чистобаев, этот стукач, тоже получал за свою работу немало, хоть и пытался представиться тебе борцом за идею. Самое смешное, что он даже понятия не имел, за какую такую идею борется... Я теперь многое понимаю, Глеб. Понимаю, например, почему полковник Самойлов тогда, в семидесятых, подключил меня, стажера зеленого, к делу особой важности. Не должен был подключать, а подключил! От меня ведь тогда было больше вреда, чем пользы. Зато Самойлов всегда был в курсе хода расследования – кто что сказал, какие выдвинул версии, о чем догадался, что заподозрил... Каждый день со мной беседовал по-отечески – учил, наставлял, расспрашивал...

– Хорошее начало карьеры, – не удержался Глеб.

Федор Филиппович оставил этот выпад без внимания. Вид у него был угрюмый, как будто генерал думал о чем-то очень неприятном, а может, это просто сказывалась проведенная без сна ночь.

– Странная штука, – сказал он после долгого молчания. – Ведь мы с тобой, если вдуматься, распутали одну из величайших тайн прошлого века. А ощущение такое, будто в дерьме искупался.

– Это бывает, – заметил Глеб, сосредоточенно следя за дорогой. – Вы могли бы это знать.

– Да знаю я, – вяло отмахнулся Федор Филиппович. – Знаю, а все равно противно... Вот сижу и думаю: ну, распутали клубочек, раскрыли дело, и что дальше? Правда – вот она, как на ладошке, а что мне с ней делать? С кашей съесть или на завтра оставить?

– Это вам решать, – твердо сказал Слепой, продолжая смотреть на дорогу. – А я, если что, – могила. И вообще, Федор Филиппович, все, по-моему, решилось само собой, без нас. Все доказательства уничтожены, все свидетели мертвы... Если честно, оно, наверное, и к лучшему. По крайней мере, не надо думать, как заставить их молчать... Остался, правда, этот лаборант, Воронцов, но кто ему поверит? Достаточно стереть файлы в лабораторном компьютере...

– Уже, – сказал Потапчук.

– Ну вот! Вы ведь давно все решили, зачем же эта кухонная философия – созрело общество для правды или еще не созрело? Никакой правды больше нет, осталась одна болтовня. Лично я считаю, что ничего и не было. Григорович был старик и мог ошибиться, генетическая экспертиза тоже дает не все сто, а свидетельские показания этого Ивантеева, с которым встречался Клыков, вообще смахивают на маразматический бред. Гургенидзе убрали конкуренты, заказчика никто никогда не найдет...

– Потому что его в природе не существует, – вставил Федор Филиппович.

– А нам-то с вами что за дело? Что бы мы с вами по этому поводу ни думали, официальная версия в конечном итоге будет именно такой, как я вам только что изложил. Так почему бы не расслабиться и не поверить самому? Так спокойнее. И потом я согласен, что мы с вами раскрыли величайшую государственную тайну, которую теперь нам же придется хранить. Но меня эта тайна как-то не трогает. Какая мне разница, умер он в пятьдесят четыре или тридцатью годами позже? Какая разница, лежало его тело в мавзолее или в бункере? Мне на него давно плевать, и меня это всегда устраивало.

Он прижался к травянистой обочине, чтобы разминуться с бледно-зеленой "Окой", которая на совершенно невероятной скорости пронеслась в сторону Москвы, разбрызгивая лужи и подпрыгивая на колдобинах. В углу ветрового стекла красовался желтый квадрат с изображением человека в инвалидном кресле. За мокрым ветровым стеклом мелькнула ушедшая в плечи голова, украшенная мятой фетровой шляпой и очками в массивной черной оправе.

– Чумовой какой-то инвалид, – заметил Глеб, бросив короткий взгляд в зеркало заднего вида.

– Потому и инвалид, что ездит как сумасшедший, – проворчал Федор Филиппович. – Когда-нибудь обязательно убьется. Главное, чтобы еще кого-нибудь с собой не прихватил, идиот безмозглый... А вообще, я ему завидую. Гонит себе во весь опор и даже не догадывается, какие дела на свете творятся...

– Куда ведет эта дорога? – перебил его Глеб напряженным голосом.

– В поселок дачного кооператива...

– И все? Больше никуда?

– А больше и некуда, дальше река. Мост километрах в двадцати выше по течению, так что... Эй, ты что делаешь?!

Глеб ударил по тормозам и так рванул руль, что машина едва не опрокинулась. Двигатель злобно взревел, ведущие колеса бешено закрутились, разбрасывая мокрый песок и гравий, и машина, зацепив обочину, развернулась на сто восемьдесят градусов.

– Ты куда? Сигареты забыл купить?

– Не нравится мне этот инвалид, – переключая скорости и не переставая бешено газовать, сквозь зубы процедил Сиверов. – Ничего, Федор Филиппович, это недолго. Минут на пять задержимся, не больше. Боюсь, как бы потом нам с вами не пришлось локти кусать.

– Ты думаешь?..

– Я ничего не думаю, я просто хочу догнать этот драндулет и хорошенько рассмотреть водителя.

На некоторое время в салоне воцарилась тишина, нарушаемая только звуком мотора, громким шорохом покрышек да глухими ударами в днище. Светло-зеленая "Ока" двигалась на сумасшедшей скорости и, пока Глеб разворачивался, успела уйти довольно далеко. К тому же ухабистый проселок во многом сводил на нет имевшееся у преследователей неоспоримое преимущество в мощности двигателя: выжав из машины все, на что та была способна, Глеб рисковал просто-напросто вылететь с дороги и закончить погоню посреди вспаханного поля. Поэтому прошло никак не меньше пяти минут, прежде чем за очередным поворотом они увидели мелькнувший далеко впереди светло-зеленый багажник.

– А ты прав, – заметил сидевший в напряженной позе Федор Филиппович, схватившись рукой за скобу над дверью. – Он здорово торопится.