Книга Юлий Цезарь - Роберт Этьен

На Западе ситуация была совершенно иной: в этой чересполосице слабо структурированных королевств вообще трудно говорить о цезарепапизме. Карл Великий разделил сферы деятельности: за собой он оставил сферу активных действий, а папе уступил право молиться за успех этих действий. После Карла Великого каноническое избрание папы должно было утверждаться германским императором: тот назначал также епископов, подобно тому, как в других странах это назначение было прерогативой короля, графа и герцога — епископ стал обычным вассалом. Преемник Стефана IX Николай II[830] восстал против принципа светской инвеституры, цезарепапизм пошатнулся, и Григорий VII возглавил «папоцезаристскую» реакцию[831].

Так, под эгидой имени Цезаря начался вечный и неразрешимый спор за превосходство между светской властью и властью духовной, между мечом и кропилом.

Прощание с Цезарем

С Цезарем невозможно расстаться без некоторой ностальгии. Конечно, мы не будем рыдать вместе с его рабами, которые подобрали его мертвое тело, не последуем и за теми, кто сложил костер из скамей оскверненного сената. Мы не станем смешиваться с толпой, прославлявшей у погребального костра своего защитника и кумира. Историк присутствует при этой церемонии с сухими глазами и невозмутимой душой, однако и он не может не быть поражен свершившимся чудом, ибо ему хорошо известно, что этот «никому не сын» стал «отцом всех». За исключением горстки заговорщиков и молча потакавших им политиков, представители самых разных классов общества признали себя его детьми: «Он умел подарками расположить к себе людей из всех классов, не презирая неимущих и распространяя блага своей щедрости даже на их вольноотпущенников и любимых рабов, лишь бы те пользовались благорасположением своего хозяина или патрона»[832]. Став Отцом Отечества, он оказался отцом отцов и господином людей, а обожествление ввело его в сонм богов. Так что историк — уже плененный военным гением Цезаря, восхищенный его политическим умом, потрясенный достижениями культуры, которые тот смог создать и внедрить, — тоже чувствует себя осиротевшим, когда 15 марта 44 года в 11 часов утра в курии Помпея погибает один из тех Гигантов, что были творцами Истории.

ПРИЛОЖЕНИЕ I

Заметки об изображениях Цезаря

Речь здесь не идет о том, чтобы рассмотреть во всей полноте иконографическое досье Цезаря, которое многие ученые, начиная с Ж. Ж. Бернулли[833] и вплоть до О. Вессберга[834] и Л. Курциуса[835], нередко трактовали противоположным образом.

Нам хотелось бы только поставить вопрос о соотношении между зачастую противопоставляемыми друг другу изображениями диктатора на монетах и его скульптурными портретами, а также провести различие между прижизненными портретами Цезаря и теми, что были выполнены после его убийства, в контексте идеологии второго триумвирата и начала империи Августа.

Изображения на монетах

Комментируя публикацию портрета Юлия Цезаря, найденного на Фасосе, Ф. Шаму[836] обратил внимание на почти карикатурную нарочитость изображения черт диктатора на монете, датируемой февралем 44 года. Он пишет: «Над длинной, тощей и морщинистой шеей возвышается исхудалое лицо с выступающими скулами, с изборожденными глубокими морщинами щеками, с высоким морщинистым лбом». Можно ли считать это изображение моментальным фотографическим снимком пятидесятисемилетнего человека, прошедшего через военные, политические и любовные авантюры, столь частые в его полной событиями жизни? Следует ли считать абсолютно достоверными эти вырезанные в реалистическом духе изображения, которым мы обязаны посредственным художникам[837], работавшим для коллегии четырех мужей (quattuorviri), ведавшей монетным делом в этом году? Ведь экземпляры, отчеканенные М. Меттием[838], Л. Эмилием Букой[839], П. Сепуллием Макром[840] и Г. Коссуцием Маридианом[841], далеко не одинаковы и не все они рисуют облик диктатора столь суровым. Достаточно обратиться к илл. LVI и LVII в труде М. Г. Кроуфорда, чтобы значительно смягчить описание Ф. Шаму: шея действительно тощая, с выступающим адамовым яблоком; вокруг рта действительно глубокие морщины; но в целом лицо вовсе не слишком морщинистое, оно отмечено выражением глубокого спокойствия и, несомненно, соответствует реалистическому направлению римского искусства.

Карикатурный реализм всегда можно списать на посредственный уровень некоторых резчиков, и это вынуждает быть осторожнее в поисках прямого соответствия между оригиналом и портретами на монетах. Более того, заметные отличия в изображении лица диктатора на различных монетах одной и той же чеканки позволяют предположить наличие нескольких групп художников на монетном дворе. Этим может объясняться и то, что некоторые чеканили «переходный» тип уже после Мартовских ид, как свидетельствуют денарии 43 года Л. Фламиния Хилона и денарии 42 года Л. Ливинея Регула[842]. Как бы то ни было, реалистичность изображения на монете позволила отнести один из скульптурных портретов Юлия Цезаря к числу тех, что были сделаны при его жизни.