Книга Десять великих экономистов от Маркса до Кейнса - Йозеф Алоиз Шумпетер

5. Поскольку для «Общей теории» вообще характерен сильный акцент на те вопросы, которые казались Кейнсу важными и недооцененными, он использовал и другие средства привлечения к ним внимания. Два таких средства мы уже упоминали. Третье критики обыкновенно называют преувеличением. Более того, преувеличения, использованные Кейнсом в «Общей теории», невозможно оправдать, поскольку несоразмерность утверждений непосредственно влияет на выводы. Но нужно помнить не только о том, что с точки зрения Кейнса эти преувеличения были лишь способом отсечь несущественные вопросы, но также и о том, что мы сами отчасти виноваты в их использовании. Мы как аудитория не способны услышать автора, если он не пытается всеми силами вбить нам в голову какую-то одну идею. Учитывая, что идеи Кейнса были достаточно важными, чтобы он имел право вбивать их в голову читателя, а также не забывая, что самые отборные перлы некомпетентных преувеличений встречаются не в «Общей теории», но в трудах некоторых последователей Кейнса, мы можем по заслугам оценить его способ придать особый вкус тому, что я выше назвал обедом.

Достаточно привести три примера. Во-первых, каждый экономист знает если не из курса экономической теории, то из общения с бизнесменами, что любое достаточно крупное изменение ставки заработной платы в денежном выражении в сторону повышения или понижения влечет за собой аналогичное изменение цен. Тем не менее раньше среди экономистов было не принято учитывать это обстоятельство в теории заработной платы. Во-вторых, все экономисты, вероятно, знали, что теория механизма сбережений и инвестирования Тюрго, Смита и Милля неадекватна и что, в частности, она слишком тесно связывает между собой решения, принимаемые относительно сбережений и инвестирования. Однако если бы Кейнс предложил нам по-настоящему компетентное утверждение о связи между этими двумя явлениями, в ответ он получил бы лишь невнятное бормотание: «Да… это так… имеет некоторое значение в определенных циклических ситуациях… И что с того?» В-третьих, откройте первые две страницы главы 13 «Общая теория нормы процента». Что мы там видим? Мы видим, что теория, согласно которой инвестиционный спрос на сбережения и предложение сбережений, которым управляет аспект предпочтения во времени (который я назвал склонностью к потреблению), уравнивается нормой процента, «изменится», потому что «невозможно вывести норму процента, исходя лишь из указанных двух факторов». Почему же это невозможно? Потому что решение человека копить деньги необязательно является решением инвестировать: мы должны учесть возможность того, что решение инвестировать не будет принято им вообще или будет принято нескоро. Я готов побиться об заклад, что эта совершенно разумная поправка, внесенная Кейнсом в экономическое учение своего времени, мало бы нас впечатлила, если бы он довольствовался этим заключением. Ему потребовалось вывести предпочтение ликвидности на передний план, а процент свести до уровня вознаграждения за решение расстаться с деньгами (что невозможно, как он доказывает в этой же главе) – и довести до конца всем известную цепочку рассуждений, чтобы у нас в изумлении раскрылись глаза. И он не зря так поступил. Теперь гораздо большее количество экономистов, чем тридцать пять лет назад, готовы прислушаться к предположению, что процент – это чисто денежное явление.

Однако в теории Кейнса есть одно слово, которое ничем нельзя оправдать: слово «общая». Те средства привлечения внимания читателя, которые Кейнс использовал, даже будь они превосходными во всех остальных отношениях, годятся лишь для того, чтобы подчеркнуть очень особые случаи. Кейнсианцы могут считать, что эти особые случаи являются реальностью нашего времени. Дальше этого они пойти не могут[234].

6. Кажется очевидным, что Кейнс стремился закрепить свои основные выводы, не обращаясь к элементу негибкости, так же, как он отказался от той помощи, которую могло бы ему оказать признание несовершенства конкуренции[235]. Однако это не всегда ему удавалось, особенно в случае точки, в которой норма процента должна стать негибкой в сторону понижения, потому что эластичность спроса на ликвидную наличность становится в ней бесконечной. В других случаях негибкость оставалась запасным аргументом, к которому Кейнс прибегал, если не срабатывал основной. Всегда, конечно, остается возможность доказать, что экономическая система прекратит работу, если достаточное количество ее адаптивных органов окажется парализовано. Кейнсианцам этот аварийный выход нравится не больше, чем другим теоретикам. Однако он не лишен значения: классический пример его важности – это случай равновесия в условиях неполной занятости[236].

7. Наконец, я должен признать изобретательность Кейнса в отношении аналитических инструментов. Взять хотя бы искусное использование мультипликатора Кана или крайне уместно созданное понятие стоимости использования (user cost), которое помогает Кейнсу определить понятие дохода и вполне может считаться значимым новшеством в экономической науке. Больше всего в этих и остальных концептуальных инструментах Кейнса мне нравится их адекватность: они подходят для его целей так же идеально, как сшитый на заказ костюм подходит заказчику. Конечно, именно это сильно ограничивает возможность их применения с любыми другими целями, кроме изначальных целей Кейнса. Нож для фруктов прекрасно подходит для того, чтобы очистить грушу. Тот, кто попытается резать им стейк, сам будет виноват в своей неудаче.

VIII

Успех «Общей теории» был мгновенным и, как мы знаем, длительным. Неблагоприятные отзывы, которых книга получила множество, только способствовали ее популярности. После ее выхода сформировалась кейнсианская школа, не в том широком смысле слова, в котором историки говорят о французской, немецкой или итальянской школе экономической мысли, но настоящая школа: социологическая единица, группа, провозгласившая верность одному мастеру и одной доктрине, со своим кругом участников, своими пропагандистами, своими девизами, своими эзотерической и популярной доктринами. Но и это еще не все. Помимо ортодоксальных последователей у теории Кейнса появилось множество сочувствующих, а помимо них – огромное количество людей, которые в той или иной форме, охотно или не очень, впитали что-то от духа или от элементов Кейнсовой доктрины. Во всей истории экономической науки лишь два учения имели такой же успех – физиократия и марксизм.