Книга Призрак - Александр Рудазов

— Сроки сокращают.

— Сроки?..

— Не всем подряд, конечно, — уточнила Стефания. — Только тем, кто и сам уже раскаялся.

— И как это работает? Просто молитва?

— Если упрощенно — они отправляют нам, в Ад, часть своей благодати. Как бы откупные выплачивают.

— И… и зачем?

— Что зачем?

— Зачем они это делают?

— Делают, вот и все, — пожала плечами Стефания. — Работа у них такая.

Клубящийся ангельский рой остался позади. Данилюк еще раз обернулся и задумчиво промолвил:

— А я думал, херувимы — это такие младенцы с крылышками…

— Распространенная ошибка, — сказала Стефания. — Херувимы — это чистые ангелы. По умолчанию они бесполы и бесплотны, но когда вступают в физический мир, то получают материальное воплощение. Как и все ангельские чины, в общем-то.

— Ага… слушай, напомни, а сколько этих чинов всего? Херувимы — они какие по счету?

— Восьмые. В самом низу — просто ангелы, рядовые. Дальше «офицеры« — архангелы, потом «офицеры с лычками« — Начала. Выше — Господства, Силы и Власти, но они равнозначны, у них только специальности разные. Еще выше — Престолы, над ними — херувимы, а выше всех — серафимы.

— Услышал тебя… — задумчиво кивнул Данилюк. — А серафима тут где-нибудь увидеть можно?

— Если только очень повезет. Серафимы — это аж девятый чин. Круче них только Воплощения.

— А Воплощения — это… нет, я знаю, но ты напомни.

— Члены райского правления это, — буркнула Стефания. — Типа Князей Света, стоят над всеми, выше них только Господь. Всего их десять.

— И кто они?

— Да ты их знаешь. Анаил — советник, Гавриил — посланник, Самаил — исполнитель тайных приказов, Михаил — архистратиг, Сахиил — судья, Рафаил — целитель, Кассиил — привратник, Уриил — страж Рая, Метатрон — глашатай, Сандальфон — хранитель ангелов. Слышал же ведь?

— Про Михаила и Гавриила слышал, конечно… про них все слышали. Про Рафаила вроде тоже что-то помню… А остальные… ну так… хотя Метатрон — это тоже вроде что-то знакомое.

— Метатрон — глашатай, — пояснила Стефания. — Глас Божий.

— Ну понятно, да, глашатай. С остальными тоже более-менее понятно. Анаил — это типа премьера, Михаил — генералиссимус, Сахиил — генпрокурор, Самаил — спецотдел, Гавриил — иностранные дела, Рафаил… здравоохранение, наверное. А вот Кассиил и Уриил — они чем в принципе различаются?

— Уриил — это такой тип с огненным мечом, который следит, чтобы в Рай не пролезала всякая шелупонь вроде нас с тобой. А Кассиил — это такой тип в очках и с гроссбухом, который руководит ангелами-хранителями.

— Ну вот так более-менее понятно.

— Люцифер тоже когда-то был одним из Воплощений, — добавила Стефания. — Да собственно и остается. Просто… ну ты сам знаешь, что с ним случилось.

— А он кем работал?

— Искусителем. Была раньше такая должность.

— И в чем заключа… хотя ладно, я догадываюсь. Слушай… а вот мне интересно… как Бог выглядит?

— Моргана Фримена видел?

— Что, серьезно?! — изумился Данилюк.

— Да шучу я, придурок, — фыркнула Стефания. — Не знаю я, как он выглядит. Я его никогда не видела. Думаешь, он тут на Новый год с поздравлением в прямом эфире выступает?

— Ну… ангелы его вроде созерцают, славословия возносят…

— Ага, и еще хороводы вокруг него водят. Ты это как себе представляешь вообще?

— Да никак, я просто слышал где-то что-то… ладно, неважно.

Тем временем вдали уже показалось Колесо Рождений. Ангелов вокруг клубилось совсем уже несметно. Они сновали у диска бхавачакры, как муравьи у матки или техники у коллайдера. Порой становилось не видно неба из-за белых фигур.

Сама бхавачакра в Раю выглядела совсем иначе, чем в Загробье. Здесь не было Кровавого Пляжа, не было темных участков. Колесо Рождений выглядело воронкой чистого света, гораздо меньше и аккуратней, чем та, над Черным Городом.

Данилюк остановил одного, судя по росту, архангела и спросил, где найти духов, желающих преждевременной реинкарнации. Архангел молча указал на очень длинное здание, похожее на помесь казармы и больницы.

То был зал ожидания. Насколько Данилюк понял, духам давался период на обдумывание, чтобы решение не принималось сгоряча. Все-таки назад дороги уже не будет.

Проходя сквозь бхавачакру, душа «перезагрузится«, начнет жизнь с чистого листа. Бывает так, что зародыш еще что-то помнит о прежнем существовании, но эти остаточные воспоминания тоже быстро угасают, подавляемые свежим телом и чистым мозгом.

Так что обдумать все нужно очень тщательно.

Желающих было немного. Зал ожидания почти пустовал. Данилюк вообще не представлял, почему кому-то может захотеться покинуть Рай и отправиться обратно в мир живых, полностью обо всем забыв.

Об этом он спросил у Стефании. Та пожала плечами, подумала и сказала:

— Может, чтобы самому выбрать, где родиться?

— А что, так можно? — удивился Данилюк.

— Да, если реинкарнация раньше срока, тебе дают возможность выбрать, в каком теле начать новую жизнь. С ограничениями, правда.

— А вот это неплохо. Это только в Раю так?

— Естественно. Из Ада тебя раньше срока никто не выпустит. Разве что сам исхитришься сбежать… ну ты видел, как это бывает.

— Ага, видел, — рассеянно кивнул Данилюк, шаря глазами по залу.

Тот напоминал больничную палату. Или дом престарелых. Кровати, мягкие кресла, успокаивающая музыка на грани слышимости. Кое-где виднелись фигуры — одинокие или в компании. При некоторых находились ангелы.

— Здравствуйте, — деликатно окликнули Данилюка. — Я Эндиан, дежурный привратник службы окончательного прощания. Вы кого-то разыскиваете? Могу я вам помочь?

— Очень возможно, — сказал Данилюк, разворачивая фотографию. — Я уполномоченный агент Чистилища, это пеший гонец Стефания. Мы ищем Еву Самекову.

— Да, здесь ее возможно отыскать, — подтвердил ангел. — Пройдите в том направлении, и она там будет. Если не ошибаюсь, один посетитель с ней уже беседует.

— Благодарю, вы нам очень помогли.

Стефания дурашливо сделала подобие книксена.

Жена Збышека сидела за столом и с отсутствующим видом смотрела в окно. Там мелькали какие-то дома, деревья, телеграфные столбы… она словно ехала в поезде.

Напротив сидел, опустив плечи, Збышек. На Данилюка он глянул безразлично, явно не удивившись его появлению.

— Долго искал? — сумрачно спросил Збышек.

— Не очень. Обычным-то путем нельзя было с женой поговорить?