Книга Сталин против партии. Разгадка гибели вождя - Александр Костин

Что касается нашей версии, что в паре с явным преступником Н.С. Хрущевым мог оказаться Л.П. Берия, то по мере своих сил мы это уже выше пытались сделать. К уже сказанному разве что можем добавить следующий штрих, подробно описанный нами на с. 200 первой книги триптиха. Там речь шла о том, что когда «новые (старые)» руководители государства возвратились с «исторического» заседания Президиума ЦК КПСС Верховного Совета СССР в зал, где шла последняя стадия борьбы врачей за жизнь Сталина, они застали следующую картину, о которой пишет в своих воспоминаниях реаниматолог Г.Д. Чеснокова:

«Было видно, что сердце останавливается, счет шел на секунды. Я обнажила грудь Иосифа Виссарионовича, и мы с Неговским[158] начали попеременно делать массаж— он пятнадцать минут, я пятнадцать минут. Так делали массаж больше часа, когда стало ясно, что сердце запустить уже не удастся. Искусственное дыхание делать было нельзя, при кровоизлиянии в мозг это строжайше запрещено. Наконец, ко мне подошел Берия, сказал: «Хватит!» Глаза у Сталина были широко раскрыты. Мы видели, что он умер, что не дышит. И прекратили делать массаж»[159].

Этим властным окриком «хватит!» Берия дал понять всем присутствующим, кто здесь хозяин. Действительно, все было разыграно словно по нотам. Врачам была дана установка продлить агонию вождя до 22 часов — они это сделали с «помощью» Хрущева и Берии, ну а дальше: «Хватит!»

То, что эту команду дал именно Л.П. Берия — факт неопровержимый, ибо врачу Г.Д. Чесноковой незачем было писать заведомую ложь. Однако в своих мемуарах Н.С. Хрущев «вспоминает», что именно он дал такую команду: «Послушайте, бросьте это, пожалуйста, Умер же человек. Чего вы хотите, к жизни его не вернуть». В своих мемуарах он продолжает эту мысль, якобы высказанную им в последние секунды жизни вождя: «Он был мертв, но ведь больно было смотреть, как его треплют. Ненужные манипуляции прекратили»[160].

Не здесь ли хранится разгадка преступного сговора «тандема». К моменту написания своих мемуаров Никита Сергеевич многое переоценил в своей жизни, его донимали муки совести по поводу совершенного преступления накануне встречи с «Отцом». Хотелось забыть как кошмарный сон все, что происходило тогда у смертного одра вождя: «Нет, этого не могло быть! Ведь это я дал команду прекратить терзать труп любимого мною вождя!» Возможно, он действительно и сам поверил в это на уровне подсознания — старина Фрейд тут как тут (реконструкция воспоминаний Н.С. Хрущева наша. — А.К.).

Возможно, он даже и произносил эти слова вполголоса, находясь далеко от смертного одра вождя в дверном проеме (как свидетельствует академик АЛ. Мясников), среди «людей рангом пониже». Ближе его не допустили, «не вышел ростом и лицом», опять же по свидетельству академика: «коротенький и пузатый человечек». По новой иерархии, сложившейся в последние часы жизни вождя, его опустили ниже плинтуса. Был «рядовым» Секретарем ЦК КПСС, им же и остался, а вот с должности «московского правителя» его сместили, вот и стоит он всего лишь в дверном проеме. Дорого они (те, кто у самого смертного одра вождя) заплатят за это унижение, дайте только срок. Особенно тот, его подельник, который сказал: «Хватит!»

Конечно, у Берии не было «портфеля», полного ненависти к «Отцу», как это было у Хрущева, но «белым и пушистым» он выглядит лишь в сочинениях таких ортодоксальных «берияфилов» как Е. Прудникова и С. Кремлев. Сложный это был человек. Не было более загадочной и противоречивой фигуры в окружении Сталина, чем Берия. Нельзя забывать, что еще совсем недавно он ходил под дамокловым мечом «Мингрельского дела», а также о том, что активно продолжались поиски «главного мингрела». Знал он наверняка и то, что в списке «213-ти», составленном «сталинскими мальчиками», он шел под № 2. Так что у него были причины, чтобы охотно присоединиться к «проекту Хрущева» о проведении эвтаназии, конечно же, под благовидным предлогом совершения «гуманной» акции.

Наконец, нельзя забывать о самопризнании Берии, что именно он «…убрал Сталина и всех вас спас…», которое он сделал, стоя на трибуне Мавзолея 1 мая 1953 года, адресуя его В.М. Молотову. Чем он при этом руководствовался, непонятно. Не сработал ли на уровне подсознания синдром лягушки-путешественницы: «…это я придумала?» В конце концов, это наша «рабочая» версия, поскольку в подобных делах документальных свидетельств не оставляют.

Ну а то, что через 112 дней один из фигурантов «тандема» последовал за «отцом народов» по воле другого фигуранта, разве ни о чем не говорит? В таких делах оставлять в живых соучастника преступления дело опасное. А знаменитая сталинская формула: «нет человека — нет проблем», разве не явилась спасательным кругом для Хрущева, который после проведенной «спецакции», но уже в отношении своего подельника, свободно и широко зашагал к вожделенному Олимпу абсолютной власти.

А теперь возвратимся к вопросу о том, была ли так мастерски проведенная «спецакция» актом эвтаназии? Медицинская эвтаназия законом запрещена, следовательно, является преступлением. Но на бытовом, житейском уровне она у большинства людей находит понимание, поскольку освобождает смертельно больного человека от мучений, а его родных и близких от страданий за близкого им человека. Но добровольный уход из жизни предполагает соблюдение следующих условий:

— во-первых, добровольное согласие больного, если он в трезвом уме и светлой памяти. В противном случае это решение непременно должно исходить от близких родственников;

— во-вторых, это таинство должно исключать присутствие или давление посторонних лиц и свершаться медицинским работником, который выбран больным (родственниками);

— в-третьих, акт эвтаназии не должен причинить больному дополнительных страданий, а посему действие яда должно происходить в минимально возможные сроки (мгновенно).

Были ли соблюдены эти условия в случае «эвтаназии» со Сталиным? Из вышесказанного следует, что они были грубо нарушены. Самые близкие люди Сталина — его дети, не только ничего не знали об этой акции, но сын Василий поплатился своей жизнью за то, что имел неосторожность подозревать соратников отца в его отравлении. Решение на проведение «спецакции» принимали посторонние люди, которые и назначили «специалиста» от медицины на ее проведение. Но самое главное, «спецакция» по своему замыслу предполагала дополнительные, весьма продолжительные страдания больного, окончание которых к определенному сроку и было исходной точкой при выборе категории яда, его дозировки и времени введения в организм. «Специалисты» лаборатории А.Г. Майрановского дело свое знали хорошо. Выбирая вид и рассчитывая дозу яда, они, конечно, не знали, для кого предназначается тот шприц, который был подготовлен по просьбе Огольцова. По «входным» параметрам (возраст, вес и состояние здоровья пациента), а также зная заранее примерное время возможного введения яда и время окончания его действия, они математически точно рассчитали, сколько при этом должен дополнительно промучиться больной, то есть точное время начала операции.