Книга Думают... - Дэвид Лодж

— Извини меня, Хелен…

— Я жду.

— Тогда до свидания, — сказал он и вышел из дома.

Возвращаясь в Челтнем, Ральф сначала намеревался сделать так, как сказала Хелен: заставить Кэрри сказать правду, а затем пойти к Николасу Беку в его изысканный домишко на Лэнсдаун-крезнт и избить его до потери сознания. Но постепенно Ральф стал осознавать всю шаткость своего положения. Если он обвинит Кэрри в измене, то она ответит ему тем же, и даже если она пока не знает об их связи с Хелен, есть опасность, что она может об этом узнать от самой Хелен, которую он сегодня настроил против себя. И даже если этого не произойдет, у Кэрри есть множество других аргументов не в его пользу. Все его измены, на которые она закрывала глаза во имя сохранения семьи, но которые может с успехом использовать для собственной защиты. Она могла бы сказать, что ее проступок — ответ на измены Ральфа, как говорится, «зуб за зуб». Тогда какой смысл поднимать всю эту грязь и провоцировать скандал, который может запросто разрушить их брак? Он не хотел развода и тех эмоциональных и финансовых потерь, которые тот за собой повлечет. Вся собственность Кэрри, благодаря мудрому руководству Папаши Тёрлоу, должна была перейти к ней, а значит, после развода Ральфу достанется лишь часть дома и ограниченное общение с детьми.

Ральф, конечно же, не успел все это до конца обдумать, но обрывки мыслей кружились где-то на периферии сознания, не давая ему покоя, пока он мчался по дороге, внутренне возмущаясь изменой Кэрри и выбором любовника, оскорблявшим его мужское достоинство. Постепенно расчетливые мысли охладили его пыл и притупили жажду мести. Подъезжая к Челтнему, он успокоился и замедлил скорость, а когда вошел в дом на Питтсвилл-Лаун, его злость успела смениться угрюмостью. Кэрри и Эмили только что вернулись из Стратфорда, но Ральф не реагировал на их оживленную болтовню о спектакле. Кэрри решила, что его неразговорчивость — запоздалый шок, вызванным смертью Дугласса. После ужина Ральф поднялся в свой кабинет и допоздна работал над очередным исследованием.

Тем временем Хелен паковала вещи, собираясь покинуть Глостерский университет. Ей не терпелось поскорее уехать. Спала она плохо и проснулась рано. Не дожидаясь звонка будильника, она встала, приняла душ, оделась, выпила чашку кофе и загрузила вещи в машину. Она делала это осторожно, почти тайком, чтобы не потревожить соседей, шторы которых были еще задернуты. Ей вдруг показалось, что она исполняет свое заветное желание, которое преследовало ее в первые, самые тяжелые недели в университете: сбежать отсюда на рассвете. Тогда была зима, а сейчас ярко светило солнце, но кампус тем не менее был безлюден, и Хелен никого не встретила по пути, кроме нескольких утренних бегунов и охранника у ворот, которому она отдала коричневый конверт с ключами от дома. Потом она миновала шоссе М5, М42, М4 и, наконец, въехала в Лондон… Там она попала в пробку, но без пятнадцати десять уже была дома.

Хелен переходила из одной комнаты в другую, общаясь со своим домом, как со старым другом. Вайсмюллеры уехали в Америку, забрав с собой все свое имущество. Приходящая уборщица Вера, хорошо знавшая эту квартиру, убрала ее после их отъезда и по собственной инициативе переставила мебель так, как она стояла раньше, до приезда жильцов, разложив все предметы по обычным местам. Хелен вставила в музыкальный центр диск с концертом Вивальди, и завораживающие волны музыки тотчас заполнили всю комнату, взмывая к потолку. Звук был таким сильным и чистым, что Хелен даже открыла рот. Только теперь она поняла, как ей этого не хватало. Она бродила по дому, поднималась и спускалась по лестнице, а музыка всюду следовала за ней. Музыкальную систему с любовью и знанием дела собрал Мартин. Все в доме напоминало о нем. Вместе с ним они купили этот дом, отреставрировали его и сделали ремонт, заменив страшные модерновые витражи на новые оконные рамы, отполировали паркет, содрали древнюю краску с перил и купили материю для штор в «Либерти», а ковры — в «Хилс». Хелен вошла в спальню. На столике — фотография Мартина в рамке. Она сама сфотографировала его во время отпуска в Греции. Хелен убрала эту фотографию, когда сдавала дом, а Вера нашла ее в столе и поставила обратно. Мартин казался молодым, здоровым и счастливым, сидел за столиком открытого кафе в расстегнутой рубашке, улыбаясь и щурясь на солнце. Фотография всколыхнула целый поток воспоминаний о счастливых минутах, проведенных вместе. Хелен вдруг тихонько заплакала. Она простила Мартина и плакала о нем.

Ральфу Мессенджеру удалили кисту. Операция прошла успешно, но все, кто его знал, отметили, что Ральф изменился — стал менее напористым и более мягким. Он превратился в настоящего «мужчину средних лет» и утратил репутацию соблазнителя женщин на конференциях и командировочного Дон-Жуана. Он ничего не сказал Кэрри о Николасе Беке, но она догадалась о его подозрениях и порвала отношения с Николасом, которые никогда глубоко не затрагивали ее чувств. Кэрри так и не закончила свой роман о землетрясении, но занялась лепкой из глины и даже открыла небольшую художественную галерею на Монпелье-стрит, где выставляла собственные творения и работы своих друзей. Ральф выпустил книгу «Живая машина», которая получила широкий резонанс в прессе и неплохо продавалась. В 1999 году сэр Стэнли Гибберд выдвинул Ральфа на присуждение звания, и тот стал кавалером ордена Британской империи за заслуги в науке и образовании. Его включили в Почетный список тысячелетия.

Через год после возвращения в Лондон Хелен Рид познакомилась в кафе Британской библиотеки с неким литературным биографом, с которым они стали встречаться. Он разведен и живет с тремя детьми-подростками. Они часто видятся и проводят вместе отпуск, но живут отдельно. В первом году нового тысячелетия Хелен опубликовала роман, который один из критиков назвал «столь старомодным по форме, что он кажется почти экспериментальным». Роман написан в прошедшем времени от лица всеведущего и порой назойливого рассказчика. Действие происходит в одном «не очень современном» провинциальном университете, а сам роман называется: «Плач — головоломка».

Благодарности

Впервые (возможно, поздновато) я прочитал о современных научно-философских дебатах о сознании в статье Джона Корнуэлла «От души к программному обеспечению», опубликованной в «Тэблет» в июне 1994 года. В статье шла речь о двух книгах: «Объяснение сознания» Дэниэла Деннетта (1991) и «Поразительная гипотеза» Фрэнсиса Крика (1994). Я благодарен Корнуэллу за вдохновившую меня статью и за другие его работы в этой области, из которых я почерпнул немало интересного. Я побывал также на междисциплинарной конференции «Сознание и личность человека» в Кембриджском колледже Иисуса, организованной самим Корнуэллом в сентябре 1995 года. (Материалы конференции под редакцией Джона Корнуэлла были изданы под тем же названием в 1998 году.)

Я хотел бы перечислить также другие книги и статьи, которые мне очень помогли в процессе работы над романом: Дэвид Чалмерс, «Осознанное мышление» (1996); Родни Коттерилл, «Никакого духа в машине» (1989); Ричард Доукинс, «Эгоистичный ген» (исправл. изд., 1989) и «Слепой часовщик» (1986); Антонио Дамасио, «Ощущение происходящего: тело, эмоции и сознание» (2000); Дэниэл Деннетт, «Опасная идея Дарвина» (1995) и «Виды разума» (1996); Адриан Десмонд и Джеймс Мур, «Дарвин» (1991); Робин Данбар, «Проблема науки» (1995), а также «Дрессировка, сплетни и эволюция языка» (1997); Джеральд Эдельман, «Чистый воздух — горящее пламя» (1992); Сюзанна Гринфильд, «Человеческий мозг» (1997); Джон Хорган, «Конец науки» (1996); Стивен Пинкер, «Как работает ум» (1997); Мэтт Ридли, «Истоки добродетели» (1996); В. С. Рамачандран и Сандра Блэксли, «Мозг и его призраки» (1998); Джон Сиэрл, «Новое открытие разума» (1996); Гэлен Строусон, «Ощущение собственного „я“» // «Лондонское книжное обозрение», 18 апреля 1996 г.; Том Вулф, «Простите, но ваша душа только что умерла» // «Санди Индепендент», 2 февраля 1997 г.; Льюис Уолперт и Элисон Ричардс, «Пытливые умы: внутренний мир ученых» (1997).