Книга Мой милый Фантомас (сборник) - Виктор Брусницин

— …Хотите, я за вас умру?

— Вот еще, с какой стати… — Дама испепеляющее вскинула глаза, однако взор теперь же изобразил интерес. — Будь по-вашему, умрите.

— Не собираюсь.

— Отчего же напрашиваетесь?! — взъярилась Дама.

— Неужели не очевидно? Вы захотели моей смерти — не очень-то и позволительно. Я лучше вас.

— Дичь какая!

Мизантроп обрадовался, смотрел на Даму с искренним превосходством. Та неожиданно скуксилась: «Знаете что, это ничуть не забавно…» Но кратковременно, голова взбодрилась.

— Если вы напросились, будьте любезны исполнять! Полюбуйтесь на него, еще и претендует — он лучше, видите ли. Вы находка для шпиона, если не способны держать слово за зубами. — Дама скорчила презабавную рожицу и передразнила: — Находка для шпиона, находка для шпиона!

Мизантроп огрызнулся:

— Я отнюдь не находка и никакого слова за зубами не держал.

Дама хлопнула по столу:

— Да вот же свидетели!

Она грубо посмотрела сперва на меня, затем на Джентльмена и снова на меня — очевидно, именно я вызывал доверие. Разумеется, это трудно было не оценить. Неуверенно сообщил:

— Вообще говоря, я склонен полагать, что товарищ права. Конечно, тут трудно рассуждать с юридических позиций, но с общечеловеческих…

— А юридические вам что — не общечеловеческие? — вскипел Мизантроп.

— Ну… не совсем общечеловеческие — тут скорей частные аспекты.

Джентльмен в очередной раз оторвался от книги:

— Вне всякого сомнения, частные.

Дама негодующе повернулась к нему:

— Вас, конечно, Ельцин просветил.

Джентльмен автоматически вздернул к носу книгу. Дама гордо вернула взгляд к Мизантропу. Срезала:

— Находка.

Этот аргумент гражданина добил, он завертелся на месте.

— Ну хорошо, я погибну, если вам так приспичило! Но знайте, это всецело ляжет на вашу совесть!

— Ага, подлаживаетесь, — возликовала Дама, — вы еще и мякишь! — Она вперила негодующий взгляд. — Будьте же, в конце концов, мужчиной!

— Не собираюсь. Ради каких блаженств я должен быть мужчиной!

Я различил в его словах резон:

— Действительно, это совершенное излишество…

В таком духе летел вечер. Мерный перестук колес, славный сквознячок, что отлично зудел в умеренную щель окна — все это воспевало отчаянную прелесть бытия. Сами понимаете, закат, честный, ясный, что продолжался безмерной рдеющей полосой, лежащий основательно относительно рябящих, несущихся наземных очертаний. Милейшие, простодушные попутчики, развернутые в очарование дивной суммы: движение, непосредственность, обоюдность. — В присутствие.

Родинка

Работая в науке, удосужился я съездить в Алма-Ата на конференцию молодых ученых. В гостинице угодил в один номер с руководителем геологической партии. Попал в момент, когда Умен, так звали соседа, принимал гостей, троих респектабельных мужчин, из которых только один был русский.

— Проходи, садись и кушай. Вот водка, — радушно предложили граждане.

Я постеснялся, бросив портфель и отговорившись заботами, ушел. Пообедал, погулял по городу, через пару часов вернулся. Пирушка была в разгаре. В меня влили два полных стакана коньяка и я освоился. Оказалось, что попал в компанию крупных людей. Старый казах, не особенно вменяемый, представился академиком, русский — доктором наук, третий — руководителем геологического управления. Умен — однокашник и в данный момент протеже русского и третьего — домогается диссертации (академик — научный руководитель) и в этом русле оплачивает посиделку.

Часа через три академик регулярно с часовым интервалом начал отключаться где-то на полчаса, и я заботливо взваливал его вместе с ботинками на свою постель, умильно укрывая одеялом. В этих промежутках доктор, немилостиво обрывая пытающегося вставить слово Умена, повествовал мне историю своей жизни и знакомств. Третий к тому времени ушел на очередную пьянку… Просыпаясь, академик хлопал стакан вина — уж перешли на портвейн — и далее, прислонившись ко мне, начинал излагать свою историю. Остальные уважительно молчали и ждали очередного окна.

Надо признать, рассказано было много интересного. В один из таких антрактов доктор, удобно облокотившись на меня, — академик, страшно храпя, спал, Умен ушел за спиртным — сокровенно поведал:

— Диссертация-то? Да не видать степени Умену, как ничьих ушей.

— Не понял, — обиделся я.

— Дерьмо. И диссертация и Умен.

— Вроде бы друг!

— Друг? — Доктор удивился. Задумался — сообщение, похоже, его озадачило. Так и не осилив идею, пальцем ткнул в академика. — Этот тоже дерьмо. С Брежневым когда-то работал, вот и получил звание.

После этого доктор внимательно вперился в мой фас, чем вызвал подозрение, что меня тоже собираются причислить к социуму, однако ученый поставил вопрос шире:

— В общем-то и я дерьмо…

При очередном возвращении в жизнь академик вдруг затосковал, долго сморкался в платок и, наконец, взялся за телефонную трубку.

— Таня, — медоточиво произнес он, — это я.

— Дуля (академика звали Акдуалет), ты опять пьяный, — громко и недовольно раздалось из трубки в покрытой тишиной комнате.

Дуля пустился старательно докладывать причины проступка. В конце объяснительной ничтожным тоном было испрошено:

— Можно прийти, потому что очень хочется?

— Дуля, ты знаешь, что я не могу терпеть пьянство, — строго возразила трубка. — Сейчас же иди домой.

— Только полчаса, — взмолился Дуля. — Посмотрю и сейчас уйду.

— Нет, — непреклонно сказала трубка, подтвердив решение длинными, удручающими гудками.

Академик тотчас превратился в кисель. Далее выяснилось, что Таня — лебединая песня, впрочем, первая и истинная страсть гражданина. Ей двадцать пять (Дуле семьдесят четыре и у него четверо детей), ей сделана однокомнатная квартира и много чего помимо. Но вот надо же, не любит, когда академик подшофе. А у него должность. Словом, нет в жизни равновесия. В ответ на эксцесс затеял суетню Умен.

— Момент, Акдуалет Латипыч, — грозно объявил он, хватая трубку.

Далее он начал названивать и со временем доложил, что контингент грядет. Признаюсь, уповая на возрастные преференции я затаил тусклую мечту отхватить кусочек экзотики. Однако по прибытии представительниц в лице двух неопрятных, луноликих, постоянно хихикающих казашек поползновения мгновенно унял.

Кончилось тем, что Умен, доктор и женский состав остались в номере, я отправился провожать академика. А того таки повело к пассии. За порог Таня — очень даже миловидное существо, с невеликой, стандартной родинкой на щеке — даже не пустила, но, выслушав отчет Дули относительно проведенного дня, строго внушала: