Книга Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая - Нелли Шульман

Насвистывая «Let There Be Love», Петр пошел дальше.

Луч неяркого солнца падал на дубовые, прикрытые старым, вытертым ковром половицы. За окном, на Дюпонт-серкл, было тихо. Столица по субботам отдыхала. К одиннадцати утра на улицах появлялись хорошо одетые мужчины, под руку с дамами, в отороченных мехом жакетах. Швейцары гостиниц и ресторанов почтительно распахивали тяжелые двери. Конгрессмены, сенаторы, и служащие администрации, с женами, или, как выражались в Вашингтоне, доверенными работницами секретариата, приходили на бранч, неспешный завтрак, за которым можно было провести весь полдень.

В хрустальных бокалах золотилось французское шампанское. С войной, оно подорожало, как и сыры, на мраморном круге, под стеклянным куполом. Однако цены на русскую икру не поднялись, а свежие лобстеры из Бостона сейчас, в сезон, и вовсе были дешевы. На тарелках блестело мороженое. Терпко пахло апельсинами и цитронами, из Флориды. Девушки изящно ели сырные торты, с малиновым джемом.

Из-за немецких подводных лодок, топивших все, без разбора, британские корабли, чай взлетел в цене. Кофе в США привозили с юга, из Центральной Америки. Зерна почти ничего не стоили. Вдыхая горьковатый аромат, закуривая кубинскую сигару, патроны оглядывали полный людей зал.

Женщины носили дневные костюмы, английского твида. Мадам Шанель рекомендовала короткие, едва прикрывающие колено юбки. Нейлоновые чулки, модная новинка, облегали стройные ноги. Правительство Виши, судя по всему, не собиралось прекращать производство духов. В универсальных магазинах стояли ровные ряды дорогих флаконов.

Некоторые девушки, следуя голливудской моде, смело надевали днем брюки, широкие, закрывающие носок обуви. Они перетягивали ремешками тонкие талии, и лихо пристраивали на завитые локоны большие береты, подражая новой звезде, мисс Веронике Лейк. Афиши обещали в марте фильм, с ее участием, «Мне нужны крылья». Военно-воздушные силы обеспечили для съемок тысячу самолетов и две тысячи солдат, статистов. Девушки подхватили привычку мисс Лейк томно смотреть, из-под опущенных ресниц, закрывая волосами один глаз.

На ковре валялся кинематографический журнал, где мисс Лейк сняли подобным образом. Меир тоже, приоткрыв один глаз, взглянул на хронометр. В комнате пахло ванилью. Шелковое, вечернее платье, цвета жемчуга, перекинули через ручки кресла, рядом лежал его смокинг. Туфли на высоких каблуках, маленького размера, она сбросила по пути к старомодной, под балдахином постели.

Меир иногда, весело, думал, что снял квартирку, только из-за кровати. Обстановка здесь была старой, довоенной, дом построили в прошлом веке. У него даже имелся мраморный, порядком закопченный камин. Меир один раз навещал роскошные, четырехкомнатные апартаменты майора Горовица, в новом доме, с консьержами и лифтами. В комнатах кузена царила больничная чистота, пахло дорогим табаком. Мэтью показал картины на стенах, новый, дорогой рефрижератор, итальянскую машинку, для варки кофе. Меир не стал спрашивать, зачем кузену, проводящему в столице пару дней в месяц, подобное великолепие. Он понимал желание Мэтью восстановить былую славу Горовицей. Меир подозревал, что кузен копит на депозит, для покупки дома, в богатом предместье города, в Вирджинии, или Мэриленде.

Меиру хватало двух небольших комнат, и полки с любимыми книгами, в спальне, где стоял потрепанный томик Лорки, Сент-Экзюпери, Чехов, в переводе миссис Гарнетт, и «Ночь нежна», Фицждеральда. Ему отчаянно не хотелось вылезать из-под шелка покрывала, снимать голову с мягкого, белого плеча.

Ирена пошевелилась. Поцеловав темные волосы девушки, Меир нашел на ковре очки. Официально Ирена жила в отеле Вилларда. Миссис Фогель каждый день, после обеда, звонила дочери. Ирена появлялась в номере, чтобы отдать белье в стирку и принять телефонный звонок, из Нью-Йорка. Она пела на званых вечерах, но успевала готовить печенье, для Меира. Девушка прятала бумажный пакетик в карман его куртки.

Даллес, на совещаниях, поводил носом:

– Доставайте сладости, Ягненок. Вы что, постоянно кондитерскую навещаете? – Меир, немного, краснел.

Пошарив рукой по полу, он нашел бумажную салфетку:

– Надо в аптеку зайти… – посчитав то, что лежало в салфетке, Меир вспомнил содержимое шкафчика, в ванной, – купить про запас. Но Ирена уезжает, через три дня, в Лос-Анджелес. Зачем мне пакетики, без Ирены… – Меир понял, что улыбается. Кузен, наоборот, прилетал из Калифорнии. Они собирались, втроем, отобедать у Вилларда. Меир и Мэтью всегда встречались в этом ресторане. Майор Горовиц поддерживал хорошие отношения с метрдотелем. Столик был обеспечен, даже по звонку за пару часов до обеда.

Надев халат, Меир прошел на кухню. Избавившись от салфетки, вымыв руки, он зажег газ, на плите. Утро было туманным, Дюпонт-серкл пустовал. Приоткрыв форточку, Меир закурил. Отец, позвонил третьего дня. Доктор Горовиц сообщил, что Аарон теперь служит в армии, капелланом. Брат обещал, по возможности, писать семье:

– Нас мало осталось… – вздохнул отец, – со смертью Ханы, то есть Аннет. Надо держаться вместе, милый мой. Хорошо, что у Регины новая девочка родилась… – Меиру путь в Японию, как и на континент, был закрыт. Вернувшись из Лондона, с двумя новыми шрамами, Меир не стал скрывать от начальства, что личиной мистера О'Малли больше пользоваться нельзя. Он, правда, не объяснил, что произошло. О Давиде, или вши, как его, про себя, называл Меир, знали только он сам, и Джон. Кузен бы не проговорился. Меир даже отцу не сказал о предательстве зятя. Он до сих пор не мог поверить, что еврей способен на подобное. Меир надеялся, что до профессора Кардозо, рано или поздно, доберутся силы Сопротивления.

– Или Авраам Судаков его навестит… – Меир снял кофе с плиты, – хотя он в тюрьму сел, как порядочный человек… – он вспомнил рассказ Аарона о Праге. Меир пока тюрьму миновал, однако он подозревал, что все может измениться:

– Авраам не собирается пять лет в камере проводить… – кофе пах кардамоном, – думаю, в следующем году, мы увидим его в Европе. В следующем году Гитлер нападет на Россию, – он покуривал, глядя в окно, – или в этом году… – Меир, на совещаниях, спорил с аналитиками, вспоминая разговоры с Генрихом, в Амстердаме.

О Генрихе он Даллесу тоже говорить не стал. Фон Рабе был вотчиной британской разведки, США с Германией не воевало. Босс был недоволен тем, что об истинном имени мистера О'Малли, стало, по словам Даллеса, известно от Берлина до Токио. Начальник развел руками:

– Посмотрим, как дальше пойдет. Занимайся аналитикой, помогай с охраной президента, работай в контрразведке… – на этой неделе, Меир принял от коллег миссию по сопровождению мистера Кривицкого. За два года, что перебежчик жил в США, никто подозрительный к нему не приближался. Меир пока не встречался с Кривицким, его смена начиналась сегодня. Через два часа он забирал русского из гостиницы «Бельвью» и вез на встречу с издателем, мистером Чарльзом Скрибнером. Скрибнер приезжал ради этого из Нью-Йорка. Меир почесал растрепанные, темные волосы:

– Кривицкий, в общем, неплохо пишет, я его статьи читал. Музыка одинаковая, злодеяния Сталина, убийство невинных людей, но ведь он прав. Скрибнер, наверное, мемуары хочет заказать… – Меир, зевнув, порылся в кармане халата: