Книга Дом на краю ночи - Кэтрин Бэннер

– Смотри, – сказала Кончетта подруге, глядя, как Энцо уплетает cassata за стойкой бара, попутно набрасывая мелком неприукрашенные портреты картежников. – Теперь у него будет все хорошо и он сможет выучиться – то, чего мне не удалось сделать.

– Чем ты его приручила? – спросила Мария-Грация; даже ее прежде пугала неистовость мальчика.

– Добром, Мариуцца, – ответила Кончетта, – тем же, чем ты приручила меня.

Мария-Грация подивилась, как из маленькой девчушки с вечно спутанными волосами, в белом летнем платьице, которая уплетала arancini, запивая их кислым limonata, выросла столь мудрая и сильная женщина, самая верная ее подруга.

В марте произошло еще одно большое событие. Когда все уже потеряли надежду, Серджо Эспозито привел в «Дом на краю ночи» девушку.

Серджо исполнилось уже тридцать пять, и последние семнадцать лет Мария-Грация и Роберт умоляли его покинуть остров и отправиться на поиски счастья, или жениться, или сделать хоть что-нибудь, а не сидеть с тоской во взоре за стойкой бара в выцветшей рубашке-поло, оставшейся со школьных времен. Если он делал это назло своему брату, думала Мария-Грация, то ирония заключалась в том, что его брат, погруженный в собственную жизнь за две тысячи миль от дома, этого даже не замечал. И вот Серджо привел девушку, представил родителям, а заодно и завсегдатаям бара: «Мама, папа, это Памела».

Ладная, стройная, одобрительно отметила про себя Мария-Грация, с плотной шапочкой ярко-рыжих волос, гостья стояла перед ними и произносила: «Buongiorno, piacere»[86] – снова и снова, так как это были единственные слова, которые она знала по-итальянски.

– Ты американка? – спросила Мария-Грация по-английски.

– Нет, нет, англичанка, – ответила девушка.

– Мы с Памелой уже некоторое время встречаемся, – объявил Серджо, как будто только что об этом вспомнил. – И у нас будет ребенок.

Эти слова вызвали у всех бурную радость. Мария-Грация понимала, что старики в баре готовы были приветствовать любое существо женского пола, включая козу или riccio di mare, но молодая женщина ведь и в самом деле была очаровательна. Немного смущенная, она позволила усадить себя за лучший столик, угостилась рисовыми шариками и приняла в подарок цветы. Наблюдавшая за сыном Мария-Грация видела, что он светится от счастья, что он больше не горбится и не выглядит виноватым – впервые с далекого уже детства.

Памела хотела рожать в Англии. Это была первая размолвка между молодыми. Потом последовали и другие: почему он не ищет работу в Лондоне, как обещал? почему он разговаривает с малышом только на итальянском? где деньги на авиабилеты до дома?

Под домом Памела подразумевала Англию. Мария-Грация слушала их приглушенные споры и беспокоилась за своего сына.

Серджо любил Памелу, в этом Мария-Грация не сомневалась. В тот мартовский день, когда они впервые переступили порог бара, от них исходило ощущение счастья, некоей особой привязанности, как когда-то от них с Робертом. Этот внутренний свет продолжал исходить от Серджо еще какое-то время, его удлиненное лицо налилось юношеским румянцем, он с энтузиазмом принялся вводить в баре новшества: купил большой телевизор, привел в порядок финансовые отчеты за полвека, заменил треснувшие плитки на террасе. Мария-Грация с Робертом поначалу нарадоваться не могли. Уж слишком надолго Серджо застрял в безвременье между детством и зрелостью (которое на Кастелламаре могло длиться неопределенно долго), для окружающих он все эти годы оставался мальчиком-переростком. Мария-Грация знала, что говорят за его спиной: парню за тридцать, а все спит в своей детской комнате, ест мамино risotto и печеные melanzane, носит школьные рубахи, а компанию водит с дружками детства – Нунцио, сыном булочника, Пеппе, сыном лавочницы Валерии Пеппе, да отпрыском адвоката Калоджеро. Все они, по меркам Кастелламаре, были детьми, заблудившимися за прилавками семейного бизнеса. Их осуждали даже собственные бабушки, а уж типы навроде стариков-картежников из бара просто проходу не давали. Та к что английская девушка Памела поначалу стала решением проблемы. Мария-Грация понимала: чтобы избавиться от репутации переростка, прячущегося за материнской юбкой, надо или жениться, или разбогатеть, или уехать.

Однако ей стало не по себе, когда вскоре после свадьбы Серджо выложил историю их любви.

– Мы познакомились давно, – жизнерадостно кричал Серджо, подливая вина всем, кто находился в баре. – Совсем еще детьми. Я никогда не рассказывал вам, да? Мы встретились в шестьдесят пятом.

– Как это может быть? – удивился Роберт и обернулся к сияющей Памеле.

Но Серджо не дал ответить девушке:

– Памела приезжала сюда, когда была девочкой. Она была с родителями на каникулах.

Он рассказал, как они встретились вновь, прошлым летом, на песчаном пляже около большой гостиницы il conte.

У Серджо давно вошло в привычку по воскресеньям спускаться к большим валунам возле огороженного песчаного пляжа, чтобы искупаться. В то самое утро Серджо оказался на пляже раньше всех. Как обычно, бросил велосипед рядом с пристанью и запрыгал по теплым с прошлого вечера камням, на ходу снимая обувь, джинсы и выцветшую рубашку-поло с дырками под мышками, которую Мария-Грация все норовила выкинуть, пока наконец не остался в одних плавках. Только тогда он заметил, что стоящее по ту сторону ограды пляжное кресло вовсе не пустует, там сидела молодая женщина и плакала. Серджо смутился.

Посмеиваясь, Памела подтвердила:

– Мы с мужем только что развелись. Я приехала на остров отвлечься, развеяться. Понимаете, я была здесь в детстве вместе с родителями и навсегда запомнила остров.

Серджо поступил единственно достойным образом, учитывая ситуацию. Он быстро вернул на место рубашку, джинсы, застегнул ремень, перепрыгнул через оградку, сел рядом с незнакомкой и попытался ее утешить.

– Настоящий джентльмен, – сказала Памела по-английски. – Он спросил, когда я последний раз была на острове, и я ответила, что в шестьдесят пятом, с матерью и отцом.

– Мне тогда было одиннадцать, – пояснил Серджо. – Ей было на пару лет поменьше, а когда я спросил, как ее зовут, она ответила – Памела.

И в тот момент его озарило: девочка в розовом купальнике, Памела, что прыгала в волны, поднимая фонтаны брызг, scirocco, тоннель…

– Что еще за Памела? – удивилась Кончетта, почему-то не знавшая эту историю.

– Да ты помнишь, zia, – сказал Серджо. – Та самая девочка, с которой мы плавали в тот день, когда Джузеппино чуть не утонул.

Рассказ растревожил Марию-Грацию, хотя она и не могла понять почему. Ей казалось, что Серджо придает слишком большое значение давнему происшествию. Она даже позвонила младшему сыну.

– Что еще за Памела? – спросил, вторя Кончетте, Джузеппино и заявил, что не помнит никакого ангела в розовом купальнике.