Книга Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдональд Фрейзер

Вспомнить о них пришлось через несколько часов, когда случилось непредвиденное. До свадьбы Шеридана многие годы я даже и не вспоминал про краснокожих, и вдруг, в один и тот же день, Дикий Запад уже во второй раз похлопал меня по плечу своей мозолистой рукой.

Мы с Элспет направлялись на обед в «Гранд-Пасифик». Я заглянул в тамошнюю общественную уборную, дабы расчесать баки и поправить подтяжки, и не обратил ни малейшего внимания на верзилу, который, едва не уткнувшись в зеркало, исследовал свой подбородок, что-то бормоча себе под нос. Я застегнулся и собирался уже идти, как вдруг бормотание перешло в громкий возглас изумления:

– Иньун![184] От-чень хорошо! Вашечуска![185] Пускающий Ветры! Хоэка![186]

Я обомлел, потому как не слышал языка сиу лет, наверное, двадцать с лишним. Говоривший отвернулся от зеркала – в руке он держал пинцет – и стал с радостным изумлением рассматривать меня. Я глядел и не верил своим глазам: передо мной стоял господин в сюртуке и брюках, с накрахмаленным воротничком и прочим, но все это великолепие увенчивало лицо чистокровного индейца прерий с полосой краски на лбу, проходившей у самых корней черных как смоль волос, ниспадающих на спину двумя большими косами. В одну из кос было вплетено красное орлиное перо. Ну, я знал, что американский отель – место довольно странное, но чтоб настолько? Чудное видение с улыбкой сделало шаг вперед.

– Ты помнить? У форта Ларами, год спустя после Большой Болезни? Ты, я, Карсон Метатель Веревок? Хан?[187]

Внезапно меня отбросило на много лет назад, и я снова оказался в лощине и свежевал вместе с Вуттоном бизона… Перед глазами замелькали жуткие картины: размалеванное лицо под свисающим с головы хвостом енота… пиршество с брюле под Ларами… «От-чень хорошо! От-чень хорошо!»… И вот теперь те же самые черные дьявольские глаза смотрели на меня. По какой-то прихоти сознания сначала мне вспомнилось именно индейское его имя:

– Синтэ Глешка! Боже правый, неужели ты?

Индеец усиленно закивал:

– Пятнистый Хвост. Хинтэ![188]Сколько лет пройти? Ты хорошо сохранился, Пускающий Ветры, только немного инея осесть в твои волосы.

Он с усмешкой указал на седину в моих баках. Я все еще не мог отойти. Как бы чувствовали себя вы, если встретили бы какого-нибудь короля Людоедских островов, расхаживавшего нагишом по своим владениям в Южных морях, а лет двадцать спустя натолкнулись бы на него где-нибудь в «Савое», щеголяющего в смокинге и обращающегося к вам на смеси ломаного английского и своего родного языка, который вы почти совсем забыли? Да, во время последнего нашего свидания он был в набедренной повязке и головном уборе из перьев, и весь перемазанный в бизоньей крови… Теперь он говорил на сиу, и я старался опознать эти гортанные гласные, выуживая из памяти давно забытые слова.

– Погоди-ка… Э-э, анопта![189] Ты – Пятнистый Хвост, брюле? Убийца Пауни? – Рука моя сама собой дернулась и я приставил ко лбу согнутый палец – жест, означавший пауни, «Народ Волка». Бог знает, откуда всплывают такие вещи спустя столько-то лет. Индеец одобрительно каркнул и кивнул. – Но… но какого дьявола ты делаешь… ну, тут, в общем?

– Здесь? В «Гранд-Пасифик»? – Вождь развел руками. – Здесь не так хорошо. «Палмер-хауз» лучше: бойкий девушки-служанки… От-чень милый. Но там не быть комнаты, поэтому я и мои люди остановиться здесь. Хух!

Я, должно быть, бредил.

– Я хотел сказать, что ты делаешь… так далеко от своих вигвамов? В городе… в этой одежде?

– Хо! – мне положительно показалось, что глаза у Хвоста заблестели. – Одежда белый человек, самый настоящий. Я посетить типи Великого Отца в Вашингтоне. Быть очень важный пау-вау. Теперь мы возвращаться к свои люди – в мое агентство, агентство Пятнистого Хвоста на Уйат-ривер. Два солнца пути на железный конь. Хау-хау! Подожди.

Он снова повернул свою здоровенную башку к зеркалу, затаил дыхание, выдернул из подбородка волосок и сунул пинцет в карман. Пока он оправлял сюртук, я с тревогой заметил, что под мышкой у него висит револьвер, а на брючном ремне болтается в расшитом чехле скальпировальный нож.

– Хау! Мы теперь поесть с тобой. Задушки и большой снежный пудинг, который холодить язык. От-чень хорошо! – Он опять расплылся в улыбке и опустил мне на плечо здоровенную лапищу. – Сердце мое парит в облаках, когда я снова вижу старый друг из молодых дней, который помнить время, когда бизоны покрывать всю равнину, как одеялом. Хунхе![190] Идем есть!

Постепенно приходя в себя, я пришел к выводу, что мистер Пятнистый Хвост, вождь брюле-сиу, помимо прочего еще и шутник. Мой талант к языкам давал мне возможность моментально вживаться в любое выученное наречие, так что через минуту после встречи я уже думал на языке сиу. Зная, как богат этот язык с его живописными метафорами, я сообразил, что мой собеседник частенько использует их в ироническом смысле. Он мог не говорить про «типи Великого Отца» или про «снежный пудинг, который холодить язык» – ему вполне по силам было произнести «Белый дом» или «мороженое», ведь он же прекрасно знал названия отелей Чикаго и бегло говорил по-английски. Но это был хитрющий тип, и ему нравилось разыгрывать из себя романтического индейца, приехавшего на восток на «железном коне», поучаствовать в «важном пау-вау».

Неожиданная встреча до сих пор интриговала меня, и пока мы направлялись в обеденный зал, я стал выспрашивать, что привело его сюда и где он так выучил английский.

– В тюрьме, – спокойно отвечает он. – В форте Ливенворт, после того, как мы перебить конных солдат Грэттена. Исантанка[191] заковать меня в железо. Йун![192]Потом между нашими людьми и вождями Исанханска[193] начались большие пау-вау, и нас повезти в Вашингтон, чтобы говорить о мире. Хех-хех![194]Сколько воды они лить нам в уши! Теперь я жить со свои люди – Обожженные Бедра – в агентстве, и нас пытаются заставить ковырять землю железными палками. – Хвост затрясся от смеха. – А как ты, Пускающий Ветры? Ты быть все эти годы за большой вода, среди вашечуска? Расскажи мне про… – Вдруг вождь резко смолк, уставившись на что-то, а потом ловко, как огромный кот, скользнул за растущую в горшке пальму и стал разглядывать нечто через ее разрезные листья. – Хинте! Хоэка! Вах!