Книга Пария - Грэхем Мастертон

Джилли помолчала, потом сказала:

— Ты сегодня вечером уезжаешь в Тьюсбери, да?

— Точно.

— Тогда я заскочу к тебе попозже, если сможешь подождать до девяти или десяти вечера. Мне сначала нужно закончить переучет в салоне.

— Хорошо, жду тебя между девятью и десятью. Можешь даже приезжать и позже.

Я закончил паковаться и сделал обход всего дома. Спальни были тихи и пусты. Везде царила удивительная душная атмосфера, как будто дом чувствовал, что я уезжаю. Я заглянул в ванную на втором этаже, чтобы забрать щетку для зубов. В ней я остановился на секунду и взглянул на свою физиономию в зеркале. Она выглядела явно утомленной. Под глазами у меня были лиловые пятна, профиль приобрел удивительный, лисий вид, как будто решение освободить Микцанцикатли изменило меня, как безнравственное поведение хозяина меняло портрет Дориана Грея.

Я взял чемодан и спустился вниз. Там я убедился, что краны закручены, а холодильник отключен и разморожен. Потом я вошел в гостиную и проверил, не забыл ли я чего. Я собирался даже забрать картину с „Дэвидом Дарком“, на всякий случай, ведь старый Эвелит мог что-то не заметить на картине, прежде чем ее продать.

Я все же собирался пожить в Тьюсбери, у Эвелита, хотя и не относился уже к группе Эдварда. Честно говоря, теперь мне более чем когда-либо хотелось знать о Микцанцикатли и о „Дэвиде Дарке“, поскольку я пришел к выводу, что если Эдвард уперся рогами по поводу медного ящика, то мне придется извлекать его самому. Несмотря на отсутствие опыта и невзирая на все юридические препоны, касающиеся подъема судов из моря.

Я убедился, что огонь в камине погас, затем потушил свет в гостиной и приготовился уйти. Но когда я уже хотел закрыть двери, я опять услышал этот шепот, тихий, мерзкий шепот. Я заколебался, прислушиваясь. Потом я напряг зрение, стараясь заметить, есть ли кто-нибудь в темноте гостиной. Шепот все еще звучал, похотливый и умильный, шепот извращенца-убийцы. Я посмотрел в сторону камина и убедился, что между поленьями вижу две слабо светящиеся алые точки, как будто глаза дьявола.

Я заколебался, затем зажег свет. В гостиной никого не было. Огонь погас, в холодном пепле не было видно ни искорки. Я окинул гостиную быстрым взглядом, затем потушил свет и запер дверь. Я знал, что пока мой дом будет сборищем призраков, я не смогу вернуться в него. Слишком много зла скрывалось здесь, слишком много холодной ненависти. Действительно, мне не грозила никакая физическая опасность, но если бы я вынужден был жить здесь дальше, то, вероятнее всего, свихнулся бы.

Я прошел через холл и поднял чемодан. Тогда знакомый голос произнес:

— Джон.

Я оглянулся. Джейн стояла у подножья лестницы, ее босые ноги висели в нескольких дюймах над второй снизу ступенью. Она по-прежнему была одета в свою белую погребальную рубашку, бесшумно волнующуюся, как будто ее продувало снизу. Она улыбалась мне, но лицо ее более чем когда-либо напоминало голый череп.

Я отвернулся от нее. Я не хотел ни видеть ее, ни слышать. Но Джейн прошептала:

— Не забывай обо мне, Джон. Что бы ты ни делал, не забывай меня.

С минуту или две я стоял неподвижно, раздумывая, обратиться ли к ней и добавить ли ей надежды, обещая спасти, или же послать ее куда подальше. Ведь это наверняка была не Джейн, а очередной призрак, созданный Микцанцикатли, и разговаривать с призраком не имело смысла.

Я вышел из дома и запер двери на ключ. Потом решительно пересек Аллею Квакеров. Я обещал себе, что не вернусь, пока Микцанцикатли не будет свободен и пока он не выполнит своей части заключенного нами договора.

Но я не мог удержаться от того, чтобы не посмотреть в последний раз на пустой, слепой фасад дома, который когда-то был нашим домом, моим и Джейн. Дом казался таким заброшенным и бесхозным, что казалось, будто злая сила, которая навестила его, успела его отметить печатью разложения, раскрошила штукатурку и кирпичи, надломила балки крыши. Я повернул ключик в машине и включил скорость. Машина покатила по Аллее Квакеров, подскакивая на ямах и выбоинах.

Я проехал около половины аллеи, когда увидел Кейта Рида, который шел по левой стороне дороги, ударяя тростью по кустам. Я затормозил около него и опустил стекло.

— Кейт? Что у тебя слышно?

Кейт бросил на меня взгляд и продолжал шевелить тростью кусты.

— Я думал, ты уже со мной не разговариваешь, — проскрипел он.

— Я простил тебя, — ответил я. — Что случилось? Ты потерял что-то?

— Потерял? Ты разве ничего не слышал?

— О чем? В последнее время я непрерывно курсирую в Грейнитхед и назад, как бумеранг.

Кейт подошел к машине и оперся о капот. Он казался таким же нервным и измученным, как и я. У него текло из носа, поэтому я подал ему гигиеническую салфетку из отделения для перчаток. Кейт шумно сморкал нос и сказал:

— Исчез Джордж.

— Исчез Джордж? Как это?

— Просто исчез. Он вышел из дома вчера после полудня. Заявил, что идет навестить своего брата Уилфа. Ну, это, конечно, вздор, Уилф уже давно мертв. Но с той поры мы не видели Джорджа, и мы все его ищем.

Я отклонился назад на сиденье машины и закусил губу. Значит, Микцанцикатли похитил и Джорджа Маркхема. Я был уверен в этом. И хотя я не хотел говорить об этом Кейту, чтобы не портить ему настроение, я был уверен, что Джорджа уже нет на этом свете, так же как и миссис Саймонс, и Чарли Манци.

— Я позже тоже посмотрю, — обещал я ему. — Я ненадолго уезжаю в Тьюсбери, но я вернусь.

— Хорошо, — бросил Кейт. Когда я поехал, он продолжал идти вдоль изгороди и ударять тростью по веткам, разыскивая своего старого партнера по картам, живого или мертвого. Я чувствовал нарастающую подавленность, когда выехал на шоссе и свернул на юг, в сторону Восточнобережного шоссе. Зловещая мощь демона нависала над Грейнитхед как грозовая туча, черная и страшная, такая могучая, что могла воскресить мертвых и покрыть все небо тьмой.

Уже стемнело, когда я добрался до Тьюсбери. Я остановил машину перед фигурными железными воротами владений старого Эвелита, нажал звонок и ждал, пока Квамус меня впустит. Бдительный доберман не спускал с меня взгляда, как и в первый раз. Этот пес действительно был охотник до человечины. Он наблюдал за мной с хищным нетерпением, царапая когтями гравий подъездной аллеи.

В конце концов Энид Линч убрала пса и подошла открыть ворота. На ней было длинное, до пят, вечернее платье цвета индиго и белое боа, а зачесанные назад волосы она сколола алмазными гребешками. Она выглядела совершенно как Джин Харли в фильме „Обед в восемь“, только я совершенно не чувствовал себя Уоллесом Бирком.

— Так значит, вы приняли приглашение мистера Эвелита, — сказала она, приподняв выщипанную бровь. Затем заперла за мной дверь на ключ.

— Вас это удивляет?

— Отчасти. Я думала, что вы предпочтете поселиться в мотеле „Говард Джонсон“.