Книга Читающая по цветам - Элизабет Лупас

К этому времени Рэннок Хэмилтон совсем спился и погрузился в черную меланхолию. Неужели я ранила его так же сильно, как он ранил меня? Иногда я гадала, каким бы он был, если бы ему не случилось вломиться в часовню Святого Ниниана, чтобы прервать мое венчание. Если бы я не призвала на его голову проклятие Зеленой Дамы. Было похоже, что после рождения Китти это проклятие обрело над ним сокрушительную силу, и, когда он попытался овладеть мною, у него ничего не получилось. Он попробовал дважды, и когда во второй раз его тоже постигла неудача, запер нас с Китти в этих двух скудно обставленных комнатах, словно пленниц.

Он попытался сделать Нэн своей любовницей, но, как видно, опять оконфузился – на следующий день она пришла к моей двери и через зарешеченное задвижное окошко в ней принялась бранить меня и требовать, чтобы я сняла с него заклятие Зеленой Дамы. После этого он стал напиваться до бесчувствия каждую ночь. Теперь уже другая девушка приносила мне еду и уносила помои и нечистоты – все через то же задвижное окошко. Я поняла, что она глухонемая – она ни разу ничего не сказала и не подавала никаких признаков понимания того, что говорила я. Про себя я называла ее Мышкой за робость и подрагивающий розовый носик.

Не сошла ли я немного с ума, сидя вот так, взаперти? Наверное, да. У меня было только одно окно, выходившее на болотистую пустошь. Вдалеке виднелись воды озера. Джилла я видела нечасто, хотя иногда ему удавалось проехаться на Лилид по тропинке, что огибала предательскую трясину. Мне грезились Грэнмьюар и море, Майри и Александр, и Дженет, и тетушка Мар, и Уот. Мне грезился Сейли, и я молилась, чтобы кто-нибудь пригрел его. Иногда я грезила о Никола де Клераке. Я слышала, как он говорит: «Если ты ударишь ее, я тебя убью». И еще: «Je t’aime, ma mie»[83].

Вначале я надеялась, что он придет и спасет меня. Я молилась, чтобы он пришел.

Но он все не приходил. И я перестала молиться.

Они все были как призраки. И сам Нико. И королева, и четыре Марии: Мэри Ливингстон, Мэри Ситон, Мэри Битон и Мэри Флеминг. Морэй и леди Маргарет Эрскин, Хантли и Босуэл, Мэйтленд и Роутс. Наемные убийцы из Летучего отряда – но кто? Блез Лорентен, Пьер де Шастеляр, Давид Риччо? Ричард Уэдерел… Были ли там и другие призрачные фигуры, имен которых я так и не узнала? В самом ли деле я держала в руках серебряный ларец Марии де Гиз?

Все это было лишь сном.

Китти не знала, что она пленница. Она научилась держать головку и переворачиваться и садиться. Она хватала крохотными ручками свои дрыгающиеся ножки, а летом играла с проходящими через окно солнечными лучами. Мышка была ею очарована и даже стала мне иногда улыбаться; часто она подолгу стояла у запертой двери и смотрела на Китти через решетку задвижного оконца. Китти научилась ползать и даже вставать, держась за мое колено, когда я сидела на своем единственном стуле.

А потом пришел день, когда ко мне явилась Нэн с двумя мужчинами и забрала ее. Я кричала и боролась, но мужчины крепко держали меня, и Нэн вырвала мою рыдающую малютку из моих объятий и унесла ее.

С этого дня вся приносимая мне еда стала горчить. Вскоре я почувствовала дурноту и недомогание.

Рэннок Хэмилтон медленно отравлял меня – я была в этом уверена. На что я ему теперь? Китти он оставит в живых, поскольку она была сонаследницей Грэнмьюара. Но я ему была точно не нужна – возможно, он даже полагал, что если я умру, он снова обретет свою мужскую силу.

Если б я была одна, наверное, я бы ела отравленные овсяные лепешки и хаггис, и хрящеватые блюда из мяса и овощей, и выпивала бы все отравленное кислое молоко и эль – и так бы избавилась от мук. Но я не могла покинуть Китти, крошечную и беспомощную, и оставить ее на милость ее отца.

Поэтому я старалась есть как можно меньше, тщательно пробуя каждый кусок, который брала в рот, выплевывая все, что казалось мне горьким или подозрительным. Я решительно отбросила прочь свои темные, безысходные грезы и начала обдумывать план побега.

В Кинмилле был один человек, который согласился бы мне помочь, и этим человеком был Джилл. Я была уверена, что он не случайно то и дело проезжает под моим окном верхом на Лилид; он знал, как я ее люблю, и хотел показать мне, что с нею все хорошо и что он о ней заботится. Если он готов был для меня на это, то, может быть, он рискнет и большим – может быть, он не побоится ярости своего жестокого вечно пьяного хозяина, рискнет своим местом и даже жизнью – чтобы помочь спасти Китти и сбежать вместе со мною в Грэнмьюар?

Однако даже если он готов помочь мне, как дать ему знать, что мне нужна его помощь? Я не знала, умеет ли он читать, и в любом случае у меня не было ни пера, ни бумаги. А даже если бы и были, как мне дать понять Мышке, что мне нужен Джилл?

И я придумала, как.

Когда поутру она принесла мне еду, я уже была готова. Я знала, что она принесет кислое молоко – в нем было полно свернувшихся комочков. Я вылила его на пол. Это озадачило Мышку, и она жестами показала мне: «Ешь, ты же голодная». Я покачала головой и пальцем размазала свернувшиеся комочки по полу, придав им форму лошади. Красивой кобылы с узкой головой, гордо изогнутой шеей, длинными ногами и откинутым хвостом. Я изобразила ее с помощью белых комочков свернувшегося молока.

Лилид.

По выражению лица Мышки я поняла – она узнала белую лошадь.

Я разорвала овсяную лепешку на куски и, используя их, изобразила рядом с белой лошадью схематичную фигуру мальчика.

Мышка нахмурила брови.

Тогда я с помощью рук изобразила два рта, один напротив другого. Я много раз делала это, когда играла с Китти – одна рука-рот пела ей колыбельную, в то время как вторая крякала, как утка. На сей раз я сделала вид, будто обе они разговаривают, сначала одна, потом другая. Затем я показала на себя и на фигурку мальчика, выложенную из кусочков овсяной лепешки, рядом с лошадью, выложенной из комков свернувшегося молока.

Мышка посмотрела на меня. Хотела бы я знать, о чем она думает. Как бы узнать, видит ли она иногда мою Китти? Поглядев на меня, она закрыла задвижное окошко в двери и ушла прочь.

Я сгребла кислое молоко обратно в миску и собрала кусочки овсяной лепешки, потом обгрызла края лепешки и выпила чуть-чуть эля – я была очень голодна и просто умирала от жажды.

Пожалуйста, Мышка, пожалуйста!

Было уже темно, когда она принесла мне еду для моей вечерней трапезы. Она открыла окошко в двери и пододвинула ко мне миску. Комнату наполнило зловоние тухлой баранины, и на этот раз у мяса были покрытые отвратительной плесенью края – какой-то новый яд, что-то вроде грибка, но я настолько утратила свою связь с цветами и растениями, что не смогла бы с уверенностью сказать, что это. Я взяла миску, дрожа от надежды. Мышка посмотрела на меня и отвернулась.

Мне захотелось плакать. И бросить миску с протухшей, отравленной бараниной наземь.

И тут за решеткой задвижного оконца появилось лицо Джилла. На мгновение мне показалось, что сейчас я упаду в обморок.