Книга Багдадский вор - Андрей Белянин

– Клянусь бородой пророка, когда стражники доложили мне, что благообразный старец ищет свою дочь в моём гареме, я не сразу поверил, – начал Селим ибн Гарун аль-Рашид, когда ахи и охи несколько приутихли. – Но ныне стыжусь своих подозрений… Хотя всякому правоверному свойственно совершать ошибки, ибо шайтан не дремлет!

– Как ты узнал, что я – твоя дочь? – не разжимая зубов, спросил Лев.

– «Я – в гареме!» Кем ещё ты там мог вырядиться?! – так же, не снимая улыбки, пояснил Ходжа.

– Но сегодня у всех нас будет радостный день, – тем же тоном продолжал эмир, – ибо намерен я взять эту девушку в жёны! Достойно истинной мусульманке во всех странствиях и напастях сберегла она свою честь и готова принести её мне на брачном ложе.

– Ты не говорил, что выходишь замуж за эмира, – тихо процедил домулло.

– Можно подумать, меня спрашивали?! – скорбно ответил Оболенский и приветливо помахал правителю рукой.

По знаку эмира вперёд вышли два имама, на чалме каждого сверкал кусок зелёного шёлка – знак паломничества в Мекку. Один ловко установил нечто вроде пюпитра, а другой торжественно возложил на него Коран. Брачная церемония на Востоке проводится быстро и по-деловому…

* * *

Герой делает трупы, а трупы делают из него героя.

Парадокс, но факт

А вы обратили внимание на то, что в этом романе ещё ни разу никого не убили? Во всех моих предыдущих книгах трупы если и не громоздились горами, то уж по меньшей мере без трёх жмуриков повествование никак не складывалось. Фэнтези – литература сильных страстей и ярких характеров, соответственно, без убийств в ней ну никак нельзя обойтись! Если уж не главный герой и не его возлюбленная, то хоть какой-нибудь второстепенный злодей точно должен примерить белые тапки. «А как же Ай-Гуль-ага?» – скажете вы и будете уличены в невнимательности. Старого вампира никто не убивал – он сам отравился! Так же как и прочие гули, решившие полетать с минарета под воздействием опиумных паров… Вот видите, это ещё одно весомое доказательство, что весь роман не выдуман, а почти дословно списан со слов прямого очевидца. Ведь сочиняй его я, Багдадский вор уже давно бы избавил город от деятельного эмира посредством волшебного ятагана с именем, ничего не говорящим непосвященному лицу…

На самом деле никакой брачной церемонии не было. Ходжа только взглянул в помутившиеся глаза друга и содрогнулся – в небесной голубизне посверкивали знакомые искорки. И значит, грозовые тучи неумолимо собираются над головой Селима ибн Гаруна аль-Рашида! Красное с золотым люрексом платье невесты уже едва не лопалось на напряженных плечах Оболенского – потомственный русский дворянин ни за что не хотел выходить замуж! Даже чуть-чуть… даже в шутку… даже за эмира… Всем присутствующим тоже вроде бы показалось, что «дочь купца» как-то странно покраснела, и эта краска скорее означала гнев, чем стыд…

Всесильный владыка махнул рукой, первый имам открыл Коран, и тут домулло решительно шагнул вперёд:

– О великий и могущественный правитель! Ты оказываешь мне, безродному, великую честь, становясь моим сиятельным зятем. Но пусть и все гости твоего дворца, и слуги, и рабы твои, и визири, и прислужники, и нукеры, и стражи знают, что не последнее чучело отдал тебе бедный бухарский купец из Самарканда. Люди! Взгляните на неё! У кого есть дочь лучше, выше и сильнее моей?!

– Пусть говорит, – милостиво качнул бородой эмир, – купеческая натура всегда берёт верх – он не может не похвалить свой товар…

– Глядите же, правоверные мусульмане, и пусть взоры ваши видят истину, ибо дочь моя заметней, чем знамя! Тело её подобно чистому золоту, мягкому шёлку и свежему курдюку! (На этом эпитете Оболенскому, уже расплывшемуся в довольной улыбке, резко поплохело, а это было ещё только начало…) Щёки её равны степным макам, живот втянутый, с тремя складками, пупок вмещает полстакана подсолнечного масла, бёдра похожи на подушки, набитые павлиньими перьями, а между ними находится вещь, которую бессилен описать язык…

– Какая вещь? – едва сдерживаясь от рыка, прошипел Лев.

– Которую бессилен описать язык, и при упоминании её наворачиваются слёзы! Этому нет названия…

– Ах, вот ты о чём… Ну почему же нет?!

– Вешний бутон, распустившаяся роза, благоуханный тюльпан!.. – продолжал надрываться Ходжа.

– Хм… вообще-то у нас всё гораздо проще и приземлённее…

– Молчи, о неразумное дитя! Опусти свой взгляд и не смей поднимать его на великого эмира, доколе не станет он мужем твоим, а ты женой его. И тогда войдет он, подобно финику, в твою пшеницу, и будет кусать тебе щёки, и ложиться на грудь движениями каирскими, заигрываниями йеменскими, вскрикиваниями абиссинскими, истомой индийской и похотью нубийской, жалобами деревенскими, стонами дамаеттскими, пылом астраханским, наскоками самаркандскими, резвостью городскою, толчками бухарскими, жаром саадийским, томностью александрийской и ревностью корсиканской!

К концу перечисления все, от последнего раба до первого визиря, в изумлении раскрыв рты, уставились на великого эмира. Селим ибн Гарун аль-Рашид ещё никогда не чувствовал себя столь неудобно. Подобные восхваления не редкость на пышнословном Востоке, однако обычно венценосные особы выслушивают оды другого рода. О победе над врагом, например… О храбрости, силе, милосердии и сыновней почтительности. Но не о феерических возможностях в плане гольного секса!

– Откуда ты всё это знаешь? – «Дочь» незаметно пихнула коленкой отца. «Старец» потёр ушибленную задницу, огрызнувшись сквозь зубы:

– Книжки надо читать, о бестолочь, бесполезно-необразованная… Для тебя же стараюсь!

– Чем? Готовишь меня к прелестям замужней жизни?!

– Тяну время-а! О пророк, дай мне ещё немного терпения и силы. Я верну, я очень долго не буду тебя беспокоить из-за этого неблагодарного отпрыска глупых сибирских барсуков!

– Довольно, старик! – Огромным волевым усилием эмир набрал в голос металла и требовательно поднял руку. – Нам надо покончить с церемонией побыстрее, на сегодня есть и другие, не менее важные для правителя, дела.

– Слушаю и повинуюсь, но если мне будет позволено…

Поздно, домулло уже никто не слушал. Стражники ударили мечами в щиты, и первые слова извечной молитвы Корана уже срывались с богопослушных губ имамов:

– Алла-а! Биссмилле, ир рэхим ин рехмен! Воистину велик и мудр Аллах и деяния его подобны…

– Великий эмир! Срочная весть для великого эмира!! Благая весть!!! – В зал вбежал мокрый от усердия стражник. – На базарной площади нашего благословенного города пойман сам Багдадский вор!

– Не может быть… – прошелестело по толпе придворных.

– Ты забылся, воин… – Селим ибн Гарун аль-Рашид чуть нахмурил брови. – Глава городской стражи, благородный господин Шехмет, уверял меня, что Багдадского вора забрала на небо сверкающая колесница святого Хызра!

– Так то был молодой вор, – охотно пояснил вестник. – А мы задержали старого. Помните, он ещё стихи о пьянстве и греховной любви проповедовал?