Книга Мертвый след. Последний вояж «Лузитании» - Эрик Ларсон

Подписался он, как всегда: “Ваш до скончания века Фишер”.

В июне 1916-го кайзер издал указ, запрещавший нападения на все крупные пассажирские корабли, даже те, чья принадлежность Британии не вызывала сомнений. Кроме того, он ввел столько ограничений на то, как и когда командирам субмарин разрешается атаковать корабли, что в итоге Германский флот в знак протеста приостановил все операции против торговых судов в британских водах.

Однако конфликт с “Лузитанией” оставался неразрешенным. Нота президента Вильсона не вызвала желанного отклика – к большой радости главы британской военно-морской разведки Холла (по прозвищу Моргун), который рассуждал, что всякая задержка в разрешении данной ситуации “на пользу Антанте”46.

Капитан-лейтенант Швигер внес еще один вклад в ухудшение отношений между Америкой и Германией47. 4 сентября 1915 года, совершая патрульное плавание, в ходе которого он потопил десять пароходов и один четырехмачтовый баркас, он торпедировал пассажирский лайнер “Хеспериен” – погибли тридцать два пассажира и члена команды.

“Хеспериен” заведомо шел из Европы, направляясь в Нью-Йорк, а потому вряд ли вез снаряжение или другую контрабанду. Груз его содержал тело жертвы “Лузитании”, Фрэнсис Стивенс, состоятельной канадки, которую наконец собрались перевезти на родину, в Монреаль.

Вильсон вновь победил на выборах в 1916 году. Он почти каждый день играл в гольф, часто – с новой миссис Вильсон. Они играли даже на снегу: Старлинг из секретной службы выкрасил мячики в красный, чтобы их было лучше видно. Пара часто каталась на автомобиле по окрестностям – Вильсон обожал такое времяпрепровождение. Женитьба подняла его дух, он перестал страдать от одиночества. Подобно предыдущей миссис Вильсон, Эдит стала его верной помощницей: она слушала черновые варианты его речей, критиковала всевозможные ноты Германии и то и дело давала советы.

За пределами Белого дома многочисленные ноты протеста, которые Вильсон посылал Германии, и ответы на них стали мишенью для иронии. Так, одна газета писала: “Дорогой Кайзер! Несмотря на предшествующую переписку по данному делу, потоплен очередной корабль с американскими гражданами на борту. При сложившихся обстоятельствах мы, полные самых что ни на есть дружеских намерений, считаем своим долгом предупредить Вас о том, что в случае, если подобное происшествие повторится, это с необходимостью повлечет за собою очередную ноту протеста в адрес глубокоуважаемого, миролюбивого правительства Вашего величества”48.

До самого декабря 1916 года Вильсон полагал, что он все-таки способен сохранить нейтралитет Америки и, кроме того, сам, возможно, сумеет выступить в роли посредника в мирных переговорах. Поэтому он воодушевился, когда той зимой Германия заявила: при выполнении определенных условий не исключено, что она попытается заключить с Британией мир. Британия безоговорочно отвергла это заявление, назвав его попыткой Германии объявить себя победительницей, однако у Вильсона, по крайней мере, появилась надежда на то, что в будущем переговоры состоятся. Посол Германии в Америке, граф Иоганн-Генрих фон Бернсторф, добавил Вильсону оптимизма, дав понять, что Германия в самом деле готова участвовать в переговорах, чтобы добиться мира.

Однако Бернсторф был склонен к оптимизму более, чем то позволяли факты, и обладал лишь ограниченным пониманием новых кардинальных перемен в логике правительства собственной страны.

В Германии происходили парадоксальные изменения. Хотя руководство страны, казалось, готово было двигаться в сторону мира, в правительстве набирала вес фракция, выступавшая за подводную войну без ограничений. В группу входили военные чиновники, пытавшиеся теперь заполучить полномочия на то, чтобы топить все торговые корабли, входящие в зону военных действий, нейтральные и прочие, включая и американские суда. Изменения отчасти были вызваны энтузиазмом германского народа, который, пребывая в смятении из-за окопной бойни, стал видеть в субмаринах чудо-оружие – Wunderwaffe, – которое, если применять его в военных целях без разбору, быстро поставит Британию на колени. Это совпало с фундаментальными переменами в военно-морской стратегии Германии – здесь сыграл важную роль Швигер с U-20.

На протяжении всей осени 1916 года Швигер оставался образцовым командиром субмарины, топил один корабль за другим, пока в начале ноября с ним не приключилась неприятность. Возвращаясь после трехнедельного патруля в Западных подходах, его судно в тумане село на мель футах в 20-ти от побережья Дании. Швигер послал радиограмму с просьбой о помощи. Отклик был поразительным. Адмирал Шеер приказал идти на место происшествия миноносцам, чтобы вытащить U-20, и выслал целую боевую эскадру, состоявшую из крейсеров и броненосцев, для защиты. И все же спасти U-20 не удалось. Швигер отдал приказ уничтожить судно, чтобы оно не попало в неприятельские руки. Он взорвал две торпеды в носовой части. Если намерением его было не оставить от судна и следа, то он в этом не преуспел. Нос был покорежен, однако все прочие части субмарины, включая орудие, остались целы и невредимы, зарытые в песок на глубину около 15 футов, полностью видимые с берега.

Между тем в Лондоне Комната 40 начала получать перехваченные радиограммы, которые свидетельствовали о том, что происходит нечто небывалое. В журнале Комнаты 40 было отмечено: “Огромное возбуждение, бурная деятельность”49. Адмиралтейство отправило на место происшествия субмарину, командир которой обнаружил четыре броненосца и сумел торпедировать два из них, повредив оба, но не потопив ни одного.

Это происшествие привело к определенному повороту в германской военно-морской стратегии. Поначалу кайзер Вильгельм выбранил адмирала Шеера за то, что тот подверг риску столько кораблей ради одной субмарины. Однако Шеер парировал, что подводные силы заменили Германский флот открытого моря в качестве основного оружия нападения. Флот, прячущийся на базах, якобы в ожидании великого сражения, ничего не добился. С этих самых пор, заявил Шеер Вильгельму, флоту “придется посвятить себя одной задаче – выводить субмарины в море и приводить обратно на базу, обеспечивая их безопасность”50. По мнению Шеера, U-20 была особенно важна, поскольку, стоит позволить Королевскому флоту уничтожить или захватить субмарину, которая потопила “Лузитанию”, “это сыграет на руку британскому правительству”.

Он сказал Вильгельму: командам субмарин, чтобы оставаться столь же смелыми, столь же “горячими”, необходима полная уверенность в том, что в трудную минуту их не бросят на произвол судьбы. “Для нас, – заявил Шеер, – всякая субмарина столь важна, что стоит рисковать всеми флотскими силами, какие имеются в нашем распоряжении, лишь бы оказать ей помощь и поддержку”51.

К этому времени подводный флот Германии наконец сделался такой силой, с которой следовало по-настоящему считаться. Если в мае 1915 года у Германии было лишь тридцать субмарин, то к 1917 году их стало более сотни, и многие из них, крупнее и мощнее U-20, несли на борту больше торпед. Теперь, когда этот сильный новый флот был готов, стремление применять его в полной мере постоянно росло.

Германский адмирал Геннинг фон Гольцендорф придумал план настолько соблазнительный, что ему удалось склонить к согласию и сторонников, и противников неограниченных военных действий. Гольцендорф предложил, выпустив германские субмарины на свободу и позволив их капитанам топить все суда, входящие в “военную зону”, закончить войну за шесть месяцев. Не за пять или семь – за шесть. По его расчетам, для успешного выполнения плана начинать следовало 1 февраля 1917 года, и ни днем позже. Удастся ли с помощью этой кампании втянуть в войну Америку или нет – не важно, говорил он, ведь война окончится прежде, чем будут мобилизованы американские силы. Этот план, подобно его сухопутному аналогу, плану Шлиффена, был образчиком методичного немецкого мышления; правда, никто, похоже, не осознал, что в нем содержалась и немалая доля самообмана. Гольцендорф похвалялся: “Даю слово флотского офицера, что ни один американец не ступит на континент”52.