Книга Скандал с Модильяни. Бумажные деньги - Кен Фоллетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Журналист средних лет, куривший трубку, крикнул из другого угла зала:
– Только что позвонил мистер Поулсон. Клифф сегодня не выйдет на работу. У него живот раздуло, как у индуса из Дели[31].
Коул ухмыльнулся:
– Интересно, где он умудрился подцепить себе эту заразу в Орпингтоне?
– Поел курочку в соусе карри на ужин.
– Вот как…
Умно, ничего не скажешь. В день, обещавший стать самым тоскливым за последний месяц, Поулсон решил притвориться больным. А если учесть, что второй заместитель редактора новостного отдела ушел в отпуск, Коулу предстояло отдуваться за всех одному.
К нему приблизился Кевин Харт.
– В Ярде не сообщили ничего интересного, – сказал он. – Ночь прошла на редкость спокойно.
Коул поднял взгляд. Харту было примерно двадцать три года. Высокорослый, он отпустил длинные кудрявые волосы по нынешней моде. Коул подавил резкий приступ раздражения.
– Это просто смешно! – воскликнул он. – У Скотленд-Ярда не бывает совершенно спокойных ночей. Что они там себе думают в своем отделе по связям с прессой?
– Тогда у нас есть тема для сенсационной статьи, – криво усмехнулся Харт. – Заголовок: «Первая ночь без преступлений в Лондоне за тысячу лет истории».
Его легкомысленный юмор рассердил Коула по-настоящему.
– Заруби себе на носу. Никогда не удовлетворяйся подобными ответами из Ярда, – сказал он с ледяным холодом в голосе.
Харт покраснел. Ему явно не понравилось выслушивать наставления для начинающих репортеров.
– Так мне позвонить им еще раз, что ли?
– Не надо, – сказал Коул, видя, что его урок усвоен. – Мне нужно, чтобы ты написал другой материал. Ты слышал о новом месторождении нефти в Северном море?
– Да, – кивнул Харт. – Ему присвоили наименование «Щит».
– Точно. Позже сегодня министр энергетики объявит, кто получил лицензию на его разработку. Напиши вставную статью, чтобы нам продержаться до объявления. Предыстория, что будет означать получение лицензии для компаний, которые претендуют на нее, из чего должен исходить министр, принимая решение. А ближе к вечеру мы твою писанину снимем, чтобы поставить на ее место настоящую новость.
– Хорошо, – Харт повернулся и направился в сторону библиотеки.
Харт, конечно, понимал, что ему поручили простейшую работу как своего рода наказание, но, промелькнула мысль у Коула, парень проглотил горькую пилюлю с достоинством. Он несколько секунд смотрел вслед молодому человеку. Да, тот действовал Коулу на нервы своими длинными лохмами и франтоватыми костюмами. К тому же нагловатой самоуверенности ему было тоже не занимать, но хорошему репортеру это еще никогда не вредило.
Коул встал и подошел к столу помощника редактора отдела, на столе которого лежали сводки информационных агентств о принятии нового индустриального закона и заметки, которые уже успели подготовить журналисты по поручению Коула. Он глянул через плечо помощника. Перед ним лежал блокнот с выведенным большими буквами заголовком:
НЕ СОГЛАСНЫМ С ЗАКОНОМ ДЕПУТАТАМ ВЕЛЕНО
ПОЙТИ НА СМЫЧКУ С ЛИБЕРАЛАМИ
Помощник почесал бороду и поднял взгляд.
– Как тебе такая «шапка»?
– Смычка слишком похожа на случку, – сказал Коул. – Не подходит. Мне не нравится.
– Мне тоже.
Помощник вырвал из блокнота страницу, скомкал и бросил в корзину.
– Какие у нас еще новости?
– Пока никаких. Я только что раздал возможные темы и наводки.
Бородатый мужчина кивнул и задумчиво посмотрел на свисавшие с потолка часы.
– Будем надеяться, что ко второму выпуску поспеет что-то более достойное.
Коул склонился рядом с ним и написал в блокноте:
НЕ СОГЛАСНЫМ С ЗАКОНОМ ДЕПУТАТАМ ВЕЛЕНО
ОБЪЕДИНИТЬСЯ С ЛИБЕРАЛАМИ
– Так будет получше, – сказал он, – хотя ничего не меняет в принципе.
Помощник осклабился.
– Не хочешь поменяться должностями?
Коул вернулся за свой стол. Анна (а если точнее – Аннела) Симс подошла и рапортовала:
– Инцидент на Холлоуэй-роуд оказался пустяковым. Буянили уличные хулиганы, но никто даже не арестован.
– Ладно, – отозвался Коул.
Потом Джо Бернард положил трубку телефона и сообщил:
– Пожар был незначительным, Артур. Без пострадавших.
– Сколько людей живут в том доме? – спросил Коул почти автоматически.
– Двое взрослых и трое детей.
– Тогда у нас получается, что семья из пяти человек чудом избежала гибели. Садись и пиши.
Настала очередь Филлипа Джонса:
– Ограбленная квартира принадлежит Николасу Кросту, достаточно известному скрипачу.
– Уже неплохо, – сказал Коул. – Свяжись с сыщиками в Челси и узнай, что похитили.
– Сделано, – усмехнулся Филлип. – Унесли скрипку работы Страдивари.
Теперь Коул улыбнулся:
– Отлично сработано, парень. Напиши материал и попробуй взять интервью у маэстро с разбитым сердцем.
Зазвонил телефон, и Коул ответил на звонок.
Хотя сам он ни за что не признался бы в этом, работа доставляла ему все-таки неизъяснимое удовольствие.
Девять часов утра
Тим Фицпитерсон все глаза выплакал, но вот только слезы мало ему помогли. Он лежал на кровати, зарывшись лицом в намокшую подушку. Любое движение давалось мучительно. Он старался вообще ни о чем не думать, его мозг гнал от себя все мысли, как часто бывает с людьми, попавшими в безвыходное положение. В какой-то момент его сознание действительно полностью отключилось, и Тим даже задремал, но побег от боли и отчаяния оказался кратким – он почти сразу снова очнулся.
Он не поднимался с постели, потому что ничего не мог сейчас делать, ему некуда было идти, ни с кем не хотелось встречаться. А если его преследовала мысль, то только одна: о заманчивой радости жизни, оказавшейся настолько циничной ложью. Кокс оказался прав, когда сформулировал это в столь грубой форме: «Держу пари, тебе никогда еще не доводилось так сладко перепихнуться». Тим пытался, но никак не мог до конца избавиться от вспышек воспоминаний о ее стройном, гибком теле, но теперь все это приобрело ужасающе неприятный привкус. Она показала ему, что такое рай, а потом перед самым носом захлопнула дверь в него. Ее экстаз был, разумеется, искусной имитацией, но вот сам Тим пережил ни с чем не сравнимое и подлинное наслаждение. Всего несколько часов назад он всерьез мечтал о новой жизни, наполненной всеми радостями чувственной любви, того секса, о самом существовании которого он, казалось, напрочь забыл. А теперь даже простой взгляд в завтрашний день представлялся лишенным смысла.
