Книга Китай управляемый: старый добрый менеджмент - Владимир Малявин

Мы приходим к выводу о том, что время события есть на самом деле высшее испытание духовных сил человека. Оно представляет собой не предмет теоретического знания, а самый могучий импульс просветления сознания. Чуткое вживание в него воспитывает способность пользоваться временем, а в перспективе даже в известном смысле овладеть им. На эту возможность, кстати сказать, указывает М. Мёрло-Понти. «Течение времени, — говорит он, — не есть простой факт. Я могу найти прибежище от него в нём самом… То, что называют пассивностью, не есть восприятие нами какой-то чуждой нам реальности: это наше вовлечение, наше бытие в ситуации, прежде которого мы не существуем, которое мы всё время возобновляем и которое конститутивно по отношению к нам»[145]. Сходная оценка временности присуща и китайской мысли. Как замечает в своих толкованиях на «Книгу Перемен» Ван Би, «порядок того или иного времени можно осознать и использовать». В середине XVII века Ван Фучжи поясняет подробнее: он называет мудрейшими из людей тех, кто умеет «владеть временем», на второе место он ставит тех, кто способен «предвосхищать время», а на третье — умеющих действовать «в соответствии с обстоятельствами времени». Первое даёт человеку власть над миром, последнее — способность «избежать несчастья».

Здесь мы открываем для себя стратегическое измерение времени, которое опять-таки имеет самое близкое отношение к духовному совершенствованию. В книге Чжуан-цзы можно встретить утверждение о том, что мудрый «сам устанавливает срок своего ухода из мира». Речь идёт, несомненно, об овладении чистой временностью как «импульсом перемен» и конечностью существования. В даосской традиции опознание своего срока означало знание момента метаморфозы — в сущности, разрыва в данности опыта, — который является дверью в вечность и тем самым вводит в жизнь вечную в духе загадочного суждения Лао-цзы: «Мудрый, умирая, живёт вечно».

Мы знаем, что способ владения временем, или безупречное чувство «временения временности», в китайской стратегии определялся как «действие наоборот» (фань). Именно это слово употребляет Ван Би в цитированном выше суждении. В другом месте Ван Би определяет это «возвратное действие» как «возвращение к сердцу Неба и Земли». Мы можем теперь определить точнее природу этой загадочной мудрости. Речь идёт о на-следовании вечнодлящейся прерывности, которое позволяет нам «быть впереди Неба»: предвосхищать, упреждать действия окружающих, обладая лишь одним оружием, — полной открытостью миру просветлённого духа. Как сказано в «Книге Перемен», «польза времени опасности — самая большая». Опасность здесь полезна именно потому, что она побуждает «возвратиться к истоку» и тем самым — уберечь себя навек. Поэтому в отличие от европейской феноменологии экзистенциального времени, ставящей акцент на конечности (смертности) человека, китайское учение о наследовании несотворённой самоизменчивости утверждает преемственность духовного опыта в круговороте жизни и смерти. Этот круговорот Великого Пути предстаёт, как уже говорилось, вечнодлящейся прерывностью, неизмеримо тонкой щелью бытия, в которой незапамятное прошлое уже неотличимо от невообразимого будущего. Постигнуть Путь, согласно Чжуан-цзы, означает «становиться таким, каким ещё не бывал», и в то же время «обрести своё первородство». Открываясь неизведанной будущности, мы возвращаемся к истоку своего существования. Таким образом, мы идём путём, обратным эволюционному движению мира и жизни. Таков смысл несколько загадочной сентенции древнего комментария к «Книге Перемен», которая гласит: «Кто знает прошлое, движется поступательно. Кто знает грядущее, движется наоборот. Вот почему «Перемены» — это знание обратного движения».

В «Книге Перемен» путь постижения времени как абсолютной временности выражен в формуле «идти вспять к истоку, возвращаться к концу». Комментаторы толкуют эту фразу как наставление постигать конец, возвращаясь к началу, и прозревать начало в познании конца. Речь идёт, несомненно, о познании преемственности в круговороте бытия, которая в конечном итоге предстаёт первичной самоаффектацией бытия. На языке китайской традиции это называлось «познать матерь, чтобы узнать её детей». Концы и начала всего даны именно «здесь и сейчас», что, однако, не является статической данностью. Ван Фучжи разъясняет:

«Начало Неба и Земли дано сегодня. Конец Неба и Земли дан сегодня. Но их начала и конца люди не видят. Не видя их, люди полагают, что начало было в какой-то непостижимо далёкой древности, а в каком-то отдалённом будущем наступит конец всех вещей. Как они невежественны! Досконально вникнув в истину, можно постичь судьбу и познать неисчерпаемую правду круговорота. Тогда можно понять смысл жизни и смерти и побороть волнения».

Реальность — это только настоятельное в настоящем. «Книга Перемен», как вся китайская мудрость, учит не изощрённому умствованию или пустым мечтаниям, а умению жить «текущим моментом», что значит: неизмеримо превосходить тесные рамки «наличных обстоятельств». Эта мудрость есть не что иное, как «встреча» с бездной времени. Но эта бездна не имеет глубины.

Менеджмент от Хаоса

Теперь, дойдя до конца книги, попробуем дать общее имя той реальности, с которой имеет дело китайское миропонимание вообще и китайская практика организации, управления и стратегии, в частности. Эта реальность обычно именуется по-русски хаосом (китайское название: хунь тунь). Такое имя условно сразу в двух смыслах: относительном и абсолютном. Оно относительно условно потому, что нам ещё предстоит уточнить значение понятие хаоса в китайской мысли. И абсолютно условно потому, что хаос, воплощающий чистую текучесть бытия, принципиально не поддаётся определению. Хаос, вообще говоря, не может быть, но именно поэтому он не может не быть.

Тема хаоса в последнее время широко обсуждается в самых разных областях естественных наук — от физики и математики до биологии и общей теории систем. Здесь нет необходимости рассматривать эти дискуссии. Достаточно сказать, что к настоящему времени в науке прочно укоренилось мнение о том, что хаос является необходимой предпосылкой как физического мира, так и самой жизни и, главное, природной эволюции. Здесь, правда, нужно оговориться, что речь идёт не об антитезе всякому порядку и ценности, — то, что греки называли «мрачный тартар», а в более поздние времена часто именовалось небытием, — а именно о совокупности всех возможных порядков, не поддающейся упорядочиванию. В этом смысле хаос — условие всякого порядка и важная часть теории так называемых сложных систем, которые нельзя свести к тем или иным формальным правилам.

В этом последнем смысле понятие хаоса отнюдь не чуждо и современным представлениям об организации и менеджменте. Одно из самых популярных пособий в этой области призывает как раз «набираться сил от хаоса», то есть уметь использовать с неизбежностью присущий любой организации и деятельности элемент неопределённости, противоречия и двусмысленности[146]. Вспомним, что глава преуспевающей компании «Силикон Графике» Эдвард Маккракен называет секретом успеха в бизнесе умение не просто приспосабливаться к хаосу, но самому творить его. Надо признать, впрочем, что подобные призывы в большинстве случаев — это лишь более или менее талантливые обобщения практического опыта, апеллирующие, в сущности, к здравому смыслу. Их назначение состоит в том, чтобы поощрять читателя — а таковым, как правило, является профессиональный менеджер — к выработке нового, свежего взгляда на свою работу. Каждый из своего повседневного опыта знает, что кипение творческих сил и ни с чем не сравнимая радость свободного и искреннего «общения душ» так или иначе предполагают беспорядок и неожиданность, тонкое чувство уникальности каждой личности и своеобразия того или иного момента времени. Но такая «интуиция хаоса», как бы ни была она полезна и приятна в жизни, сама по себе не может дать систематического понимания управленческой деятельности и таких важнейших её категорий, как риск, случайность, успех и т. п.