Книга Великая война не окончена. Итоги Первой мировой - Леонид Млечин

Авангард свободно экспериментировал, не обращая внимания на то, что до тех пор в искусстве и литературе считалось обязательным с точки зрения формы и содержания.

20-е годы – это кинематограф, варьете, автомобильные гонки, джаз и танцевальная лихорадка. В моде спорт, туризм, диета и забота о фигуре. Идеал красоты – спортивные фигуры и холодные глаза. Темп новой жизни завораживал. Переменился весь духовный и общественный климат.

Все, у кого были талант и амбиции, устремились в Берлин – космополитический город, открытый для всех и терпимый ко всем, но, пожалуй, чуждый для остальной Германии. По всей стране распространялись нацистские идеи, но не в Берлине. Адольф Гитлер, который жил в Мюнхене и там, в Баварии, создавал свою партию, ненавидел Берлин. Его все раздражало: иностранцы, демократия, свобода искусства и нравов… Настанет время, когда Гитлер заставит берлинцев поплатиться за свободу 20-х.

Вместе с Гитлером провинция не желала признавать столицу. Это одна из причин гибели республики. Провинция ожесточенно сопротивлялась любым современным веяниям. Сельское население, крестьяне поддержали нацистов, помогли им прийти к власти. Космополитизм столицы, открытость большого города противопоставлялись хранящей устои провинции, народным традициям и национальному духу.

Городская, или, как тогда говорили, асфальтовая цивилизация воспринималась как болезнь, разрушающая привычный образ жизни, подрывающая органические начала народной жизни. Многие немцы испытывали страх перед всем новым, неизведанным, перед обновлением жизни, перед утратой всего привычного. Когда рухнула империя, исполненные предрассудков крестьяне не могли справиться со своими страхами, с ужасом и презрением взирали они на берлинцев. Символом безумия казалось повальное увлечение берлинцев новыми танцами – чарльстон, шимми, фокстрот.

«После войн, эпидемий и прочих опустошительных катастроф наступает «сумасбродное» время, – вспоминал австрийский публицист Манес Шпербер, – когда горячечная радость захлестывает выживших, они хотят побыстрей вытеснить в небытие прошлое и сбросить мертвых в глубочайшую пропасть забвения. Там, где смерть совершила свой опустошительный марш, много танцуют…»

Танцы и секс! И все это на фоне экономических бедствий! Бешеная инфляция съедала все сбережения. Уверенность ощущали только те, у кого были доллары. За отсутствием других товаров – в широком ассортименте продажная любовь. Удовлетворялись любые вкусы и пристрастия, прихоти и извращения. Даже приличные семьи, бедствуя, превращали свои дома в секс-клубы для иностранцев, счастливых обладателей твердой валюты.

«Хуже всего пришлось старикам, – вспоминал известный немецкий публицист Себастиан Хафнер. – Многие нищенствовали, многие кончали с собой. Молодым и бойким жилось неплохо. В считаные часы они становились свободными, богатыми, независимыми. Человек мог стать директором банка в двадцать один год, школьник играл на бирже. Они устраивали банкеты с шампанским и содержали своих быстро посмирневших отцов.

Среди горя, отчаяния и нищеты процветала бурная, горячая молодость, царили жажда наслаждений и атмосфера всеобщего карнавала. Наконец-то деньги были у молодых, а не у стариков. Да и сам характер денег изменился настолько, что они могли лишиться своей ценности в течение нескольких часов, поэтому их тратили не считая.

Внезапно появилось множество баров и ночных клубов. Юные парочки толпились в кварталах развлечений. Все, торопясь насладиться, были заняты любовью. Даже любовь подверглась инфляции. Это был всплеск беззаботной, веселой, быстрой и легкой жизни».

Звезды кинематографа и сцены бравировали своим скандальным поведением. Бурный темперамент подогревался коньяком и кокаином. Наркотики стали доступны. Всегда находились врачи, готовые помочь сильнодействующими препаратами страждущему или любопытному искателю приключений. Врачи занялись исследованием влияния наркотиков на сексуальное поведение. Не было отбоя от желающих испытать на себе действие наркотиков, усиливающих влечение и остроту переживаемых эмоций.

Раскрепостились не только свободомыслящие артисты и художники. В те годы даже немецкие нудисты, поклонники свободной культуры тела, раздевшись, еще и разделились по политическим симпатиям. Отдельно собирались нудисты-коммунисты, нудисты-социал-демократы и нудисты-нацисты.

Гомосексуальная эротика формировала климат в кругах германских националистов, злейших врагов демократии и свободы нравов. В казармах происходила идеологизация гомосексуализма как проявления особого «германского Эроса». Нацистам виделось некое особое мужское братство, объединенное не только идеями, но и любовными отношениями. Гомосексуальная эротика сыграла важную роль в формировании военизированного крыла национал-социализма.

Сторонники однополой любви задавали тон в нацистских молодежных организациях с их культом маскулинности. Гитлерюгенд был военизированной организацией, активисты носили форму, им присваивались звания, сходные с теми, что существовали в штурмовых отрядах. Помимо политзанятий главное внимание – тому, что у нас называется военно-патриотическим воспитанием, то есть подготовке молодежи к службе в вооруженных силах. В чисто мужской среде однополая любовь считалась доблестью.

Маленькая тайна соратников Адольфа Гитлера состояла в том, что их объединяли не только политические интересы. В руководстве штурмовых отрядов партии сконцентрировалось большое число гомосексуалистов. И они нисколько не стеснялись своего нетрадиционного сексуального поведения.

Штурмовые отряды партии, СА, появились 3 августа 1921 года. Первоначально аббревиатура СА расшифровывалась как Sportаbteilung, спортивный отдел. Но гимнастика Гитлера мало интересовала. Здесь молодежь не только занималась спортом, но и училась водить машины и мотоциклы, распространяла партийные листовки и газеты.

В ноябре СА именовали уже не Sportаbteilung, а Sturmаbteilung, то есть штурмовые отряды. В свою личную армию Гитлер вербовал бывших фронтовиков, оставшихся без дела и средств к существованию. Но едва ли эти военные стали бы подчиняться отставному ефрейтору Адольфу Гитлеру, если бы ему не покровительствовала хорошо известная в Мюнхене фигура – отличившийся в Первой мировой войне капитан Эрнст Рём.

Коренной мюнхенец и профессиональный военный, он был солдатом до мозга костей, прямолинейным и грубым человеком. В 1906 году Рём начал службу фанен-юнкером в 10-м пехотном полку королевской баварской армии. Поражение Германии в Первой мировой войне поставило крест на его военной карьере.

Рём оказался в той самой пивной, когда Гитлер произнес одну из первых своих речей, и был поражен его ораторским талантом. В январе 1920 года Рём вступил в партию. Он не пропускал ни одного собрания и всегда приводил с собой новых людей, обычно из рейхсвера. Для Гитлера знакомство с Рёмом было удачей. Капитан Рём был очень влиятелен среди ультраправых. Он поддержал Гитлера в роли лидера партии.

Когда Гитлер встретился с Рёмом, тридцатидвухлетний капитан еще не выглядел так отталкивающе, как это стало позднее. Не разъелся и не обзавелся пивным животом. Все окружение Рёма придерживалось нетрадиционной сексуальной ориентации. В кругу молодых людей в военной форме возникла особая гомоэротическая атмосфера. Штурмовики Рёма подчинялись не просто командиру, а еще и мужчине с сильной эротической харизмой.