Книга Чревовещатель - Ксавье Монтепен

Молодой человек замолчал. В зале раздались рукоплескания. Председатель хотел отвечать, но защитник передал прокурору листок бумаги, на котором торопливо написал несколько строк, пока Жорж говорил. Прокурор встал и сказал громко:

– Защитник в своем заключении выставлял доводы, в силу которых суд, находя нужным вернуть дело на доследование, отложил его до следующей сессии.

Пока толпа расходилась, адвокат наклонился к Жоржу и шепнул:

– Все идет хорошо, вы почти спасены!

Лейтенант искал глазами Леониду, но ее уже не было.

Вернемся к нашему приятелю Жобену. Гостиница, которую он указал чревовещателю, находилась недалеко от станции. Отставной зуав, сидя на деревянной скамейке возле двери, курил трубку. Увидев Жобена, он встал, сделал ему знак следовать за собой, вошел в гостиницу и поднялся в свой номер. Чревовещатель сел, пригласил знаком Жобена сделать то же, пожал ему руку и, почти прижавшись губами к самому его уху, сказал, указывая на перегородку:

– Будем говорить тихо. Они там, с другой стороны.

– Кто? — спросил полицейский.

– Люди, которых мы ищем.

– Отчего такая уверенность?

– Я проводил все время на станции, ожидая своего родственника. Начал уже отчаиваться, когда вчера вечером парижским поездом приехали два молодца, с первого взгляда показавшиеся мне подозрительными. Один гораздо моложе другого, шарманщик и разносчик. Тот, что постарше, смугл, помоложе — белокур, с бородой. Мне знакомы эти лица. Я уже где-то их видел, но где и когда, не помню. Шарманщик попросил жандарма указать гостиницу. Жандарм указал ту, где живу я. Когда они пришли, я уже сидел в углу залы в ожидании ужина. Молодчикам отвели комнату, которая примыкает к моей. Оставив там вещи, они сошли вниз. Им подали сидр. «Не нужно, — сказал брюнет. — Дайте нам вина, и самого лучшего». Я поужинал в углу в одиночестве и следил за ними. Приятели говорили много, но очень тихо, и пили. Это не люди, а губки. Шарманщик и разносчик, выпивающие за ужином пять-шесть бутылок вина по три франка за бутылку, между нами, господин Жобен, это неестественно! Вдруг мне пришла идея. Вы знаете, что я чревовещатель, и неплохой, смею заметить. Я могу подражать голосу любого человека. Так вот, мне пришла идея, — продолжал Сиди-Коко, — сначала она показалась мне кощунственной. Но потом я решил, что когда надо разоблачить гнусных злодеев, то позволительно все.

Часто в Гавре, в то время, когда моя жизнь не была еще разбита, я подражал голосу Мариетты. Я подумал, что если один из этих людей — убийца, то он должен был долго разговаривать с Жаком Ландри и его дочерью. Я сказал себе, что убийца должен невольно помнить голоса своих жертв. Я решил попробовать. Придумал фразу, которую бедняжка, вероятно, произнесла незадолго до своей смерти. Я окончил ужин, закурил трубку, чтобы придумать себе какое-нибудь занятие, и сказал голосом, будто выходившим из противоположного угла залы — голосом Мариетты: «Красная комната готова, господин Жорж».

Постарше, брюнет, не пошевелился, но на другого это подействовало страшно. Молодой злодей вдруг обернулся, как человек, которого внезапно позвали, и испуганно осмотрелся. Он не увидел никого, кроме матроса, курившего в углу трубку.

«Что с тобой?» — удивился его товарищ. «Ты ничего не слышал?» — спросил бородатый блондин. «Я слышал, как служанка докладывала клиенту в соседней комнате, что его комната готова. Нам-то что до этого?» — «Ты прав, — прошептал другой, — мне пригрезилось».

Я не сомневался более. Около получаса прохаживался я взад-вперед перед входом, чтобы удостовериться, выйдут ли злодеи. Потом вернулся. Моя первая идея удалась, мне пришла на ум и другая. Я направился не в свою комнату, а в ту, где должны были ночевать злодеи, и спрятался под одну из кроватей, которая стояла возле двери. Это было опасно, но у меня ведь был под рукой револьвер. Незадолго до полуночи они пришли, спотыкаясь и держась друг за друга. Погасив свечи и не раздеваясь, молодчики бросились на кровати. Я подумал: «Они заснут, и я ничего не узнаю». Но вдруг один из них спросил пьяным голосом: «Лесок далеко от Рошвиля? Сколько понадобится времени, чтобы туда добраться?» — «Часа полтора или без малого два, если лошадь в повозке побежит бойко». — «Ты уверен, что отыщешь место, где спрятаны деньги?» — «Конечно, уверен. Я сделал заметку на дереве. Дашь ты мне заснуть?»

Пять минут спустя оба уже храпели. Я выбрался из-под кровати, тихо вышел, вернулся в свою комнату и всю ночь не смыкал глаз. В десять часов утра злодеи сошли вниз и велели подать завтрак. Я, как и накануне, устроился в углу. В конце завтрака бородатый блондин позвал трактирщика. «Какое расстояние отсюда до местечка, называющегося Сент-Авит?» — спросил он. Трактирщик ответил ему, но сказал, что дилижанс уже уехал.

«Ах, черт возьми! Мы торопимся. Нельзя ли нанять тележку, которая отвезла бы нас туда сегодня и завтра привезла обратно?» — «Я вам свою дам за пятнадцать франков в день. Но нужен залог в сто экю. Мало ли что может случиться! А лошадку я дам отличную! Велеть закладывать?» — «Мы поедем после обеда. Нам надо быть в Сент-Авите к одиннадцати часам вечера. С нотариусом мы встречаемся завтра утром». — «А, вы изволите ехать к нотариусу?» — «Да, по вопросу наследства».

Я немедленно побежал на станцию и послал вам депешу, которую вы получили. Вы приехали, нас двое, у нас есть оружие, убийцы Мариетты и Жака Ландри там; выбьем дверь, если они не захотят отворить! Вы идете?

Сиди-Коко встал и хотел выйти, но полицейский не трогался с места.

– Любезный Антим, — ответил Жобен, улыбаясь, — я должен вас похвалить. Вы превзошли мои ожидания. Если бы вы захотели вступить в сыскную полицию, то скоро стали бы ценным агентом. Но позвольте прибавить, что немедленный арест злодеев был бы непоправимой ошибкой. У нас нет против них решительно никаких доказательств! Не здесь следует схватить их, а в рошвильском лесу — на месте преступления, с руками, полными золота, покрытого кровью Мариетты и ее отца!

Пробило десять часов на многочисленных колокольнях нормандских деревень. Тяжелые тучи скрывали луну. Две светлые точки двигались по дороге из Малоне в Рошвиль. Это были фонари повозки, нанятой у трактирщика. Лошадь бодро бежала. Правил Паскуаль, сидя рядом с Ракеном. Шарманка и короб лежали в телеге.

– Через четверть часа приедем, — сказал Паскуаль товарищу.

– Мне хотелось бы поскорее закончить. Мысли у меня невеселые. Чувствую, будто дело, начатое хорошо, кончится дурно.

Паскуаль пожал плечами:

– Честное слово, ты просто мокрая курица! Чего нам бояться? Я все рассчитал, все мастерски придумал. Сегодня судят в Руане Жоржа Праделя, и все показывает, что он будет осужден. Все пойдет как по маслу. Пяти минут хватит, чтобы выкопать золото. Мы положим свертки: половину в короб разносчика, половину в шарманку. Мы будем обеспечены на всю жизнь.

– Я с тобой согласен. Мы вернемся в Малоне?

– Ни за что! Мы всю ночь будем ехать, пока лошадь будет в состоянии бежать. К рассвету сделаем с десяток миль, пустим лошадку с повозкой на волю, сядем на поезд на какой-нибудь станции, где никто нас не приметит, выйдем, не доезжая до Парижа. Я знаю возле Аньера надежный дом, где мы можем спрятать деньги. Повторяю, все предусмотрено. Стой! Приехали!