Книга Бить или не бить? - Игорь Кон

Например, статистически значимая связь частоты шлепанья детей младше двух лет с наличием у них дисциплинарных проблем 4 года спустя, когда эти дети учились в начальной школе, обнаружилась только у белых неиспаноязычных детей; на маленьких афроамериканцев и «латиносов» порка отрицательного влияния не оказала, возможно, потому, что в их культурах она считается нормальной и особых эмоций не вызывает (Slade, Wissow, 2004). Однако некоторые другие лонгитюдные исследования наличие такой связи подтверждают (Lansford, Criss, Dodge et al., 2009).

Вероятность позднейшего насильственного поведения повышается не только в том случае, когда самого ребенка били, но даже если он был лишь свидетелем насилия в своем близком окружении (Zingraff et al., 1993; Smith, Thornberry, 1995).

Желая выяснить наличие причинной связи между родительским телесным наказанием и последующим антисоциальным поведением ребенка, Мюррей Страус с соавторами (Straus, Sugarman, Giles-Sims, 1997) проанализировали полученные в рамках национального лонгитюдного исследования (National Longitudinal Survey of Youth-Child Supplement) подробные интервью 807 матерей детей от 6 до 9 лет. В начале исследования были зафиксированы уровень антисоциального поведения ребенка, социально-экономический статус семьи, пол ребенка и то, какую эмоциональную поддержку и когнитивную стимуляцию ему оказывала семья. 44 % опрошенных матерей в течение недели перед опросом шлепали своих детей в среднем 2,1 раза в неделю. Когда эти цифры сопоставили с данными о поведении тех же детей два года спустя, оказалось, что чем чаще ребенка шлепали, тем выше был уровень его антисоциального поведения два года спустя. Поскольку начальный уровень антисоциального поведения ребенка был зафиксирован, а все главные демографические характеристики и ключевые аспекты социализации выравнены, исследователи приписали рост антисоциальности телесным наказаниям. То есть матери хотели шлепками уменьшить антисоциальное поведение ребенка, а долгосрочный результат получился обратным.

В другом случае психологи исследовали взаимосвязь между а) оправданием родителями и детьми телесных наказаний и б) позднейшим поведением этих детей и их готовностью прибегать к силе при разрешении своих межличностных конфликтов (Simons, Wurtele, 2010). Испытуемыми были родители из 102 семей и их 3—7-летние дети. Родителей спрашивали об их отношении к телесным наказаниям и об их собственной дисциплинарной практике, а 54 мальчика и 48 девочек – об их отношении к силовым методам решения конфликтов вообще. Оказалось, что дети, родители которых одобряли и применяли телесные наказания, при разрешении своих конфликтов с ровесниками больше склонны принимать силовую стратегию. Опыт пережитого телесного наказания оказался самым сильным предиктором выбора детьми агрессивного решения. Это подтверждает существование межпоколенческого цикла насилия. Проблема не только в том, что побитый ребенок вымещает свое раздражение на других. Применяя к детям телесные наказания, сами родители учат их тому, что битье – приемлемое средство разрешения конфликтов.

Интересно в этом плане и исследование связи между телесными наказаниями трехлеток и их агрессивностью в пятилетнем возрасте (Taylor, Manganello, Lee, Rice, 2010). Работа была частью популяционного когортного исследования 2 461 ребенка, которые родились в 20 больших американских городах (Fragile Families and Child Well-being Study). Были проанализированы отчеты матерей о применявшихся ими телесных наказаниях, агрессивном поведении детей в трехлетнем и в пятилетнем возрасте и множество демографических и иных данных, способных как-то повлиять на результаты (плохое обращение с детьми, эмоциональный климат в семье, наличие у родителей стресса, депрессии, наркозависимости, насколько желанным был для матери ребенок и т. п.). Почти половина (45,6 %) обследованных матерей сказали, что в прошлом месяце они не шлепали своих детей, 27,9 % делали это один-два раза, 26,5 % – чаще. Дети, которых шлепали чаще других, при выравненном уровне их начальной (в три года) агрессивности и всех прочих факторов, в пятилетнем возрасте оказались существенно более агрессивными. Дополнительные шансы оказаться в группе повышенной агрессивности имеют мальчики, а также дети более молодых матерей; этому способствуют также низкий образовательный уровень родителей или низкий совокупный доход семьи, отсутствие религиозных предпочтений и отсутствие в семье отца. Вывод ученых гласит: «Несмотря на рекомендации Американской академии педиатрии, большинство родителей в США прибегают к телесным наказаниям как способу дисциплинирована детей. Наши данные говорят, что даже мягкие формы телесных наказаний, вроде шлепанья, увеличивают риск агрессивного поведения у детей, причем эти результаты нельзя приписать сопутствующим эффектам, вытекающим из других рисков материнского родительства».

Солидные лонгитюдные данные на сей счет есть и в Европе. Например, согласно Кембриджскому лонгитюдному исследованию 411 лондонских мальчиков, важным предиктором раннего включения подростка в противоправное поведение оказались суровые дисциплинарные практики, особенно отцовские, в восьмилетием возрасте. Впрочем, и это важно, отрицательно влияет не столько само по себе физическое наказание, сколько его сочетание с отсутствием эмоционального тепла и родительской заботы. При наличии последних порка может быть воспринята как проявление заботы и не испортит отношений мальчика с родителями (Farrington, 2004).

Аналогичные результаты дают и кросскультурные исследования. Г. Барри сравнил данные по 48 обществам, из которых в 24 насильственная преступность (нападения, убийства) была низкой, а в 24 – высокой, с пятью важнейшими, по его мнению, факторами формирования личности мальчиков, включая частоту их телесных наказаний между семью и одиннадцатью годами (Barry, 2007). Наибольшая разница между двумя группами обществ обнаружилась именно в последнем пункте: чем реже мальчиков бьют, тем меньше в этом обществе преступлений насильственного характера. Конечно, это не причинная связь, а всего лишь статистическая корреляция. Корреляция частоты телесных наказаний и насильственных преступлений может объясняться тем, что одни народы агрессивнее других. Но это предположение кажется менее правдоподобным, чем предположение, что частые телесные наказания мальчиков способствуют росту насильственного поведения взрослых мужчин.

Телесные наказания и здоровье

Один из самых распространенных непреднамеренных отрицательных эффектов телесного наказания – причинение ребенку физических травм и физическое насилие над ребенком (child abuse). Это очень сложная проблема.

Любое телесное наказание предполагает причинение боли, но эта боль мыслится временной и не сопряженной с телесным увечьем. Большинство родителей не хотят причинять своему ребенку боль, однако фактически наказанием, вызывающим у ребенка страх и заставляющим его слушаться, является именно боль. Поскольку родители больше и сильнее ребенка, то любое телесное наказание содержит в себе возможность членовредительства, насилия и злоупотребления властью. Самое страшное то, что родители этой опасности не замечают.

Из бесед с родителями, привлеченными к ответственности за насилие в отношении своих детей, видно, что почти две трети подобных случаев начинались как акты телесного наказания с целью исправления неправильного поведения ребенка. Это самый распространенный и практически универсальный мотив насилия над детьми. 75 % всех зарегистрированных в Канаде в 2003 г. актов физического насилия над детьми начинались и трактовались родителями как справедливые, заслуженные ребенком, телесные наказания (Durrant et al., 2006). Не имея системной информации о личности обвиняемого, никакой эксперт не сможет однозначно определить, где тут «подлинный мотив», а где – ретроспективное оправдание (легитимация) собственной жестокости.