Книга Красная Орхидея - Линда Ла Плант

Он взглянул на Льюиса, который все это время хранил молчание. Тот поднялся и, подойдя к шефу, спросил разрешения «воспользоваться уборной».

Виккенгем хмыкнул:

— Уборной? — Он указал на дверь. — Отсюда прямо и вниз, в коридор, вторая дверь.

Льюис поспешил к выходу, оставив Ленгтона и Виккенгема стоящими друг против друга. Детектив в упор посмотрел на хозяина и встретил его твердый взгляд.

— Зря, выходит, прокатились? — произнес Чарльз.

— Не совсем, было весьма познавательно. Мы проверим ваших знакомцев, чтобы подтвердить то, что вы сказали.

Виккенгем рассмеялся, тряхнув головой:

— Да пожалуйста, только знайте, они люди довольно влиятельные и с большими связями. Сомневаюсь, что им хотелось бы пускаться в подробности насчет своих плотских утех в Мейерлинг-Холле.

Ленгтон направился к фотографиям, выставленным на крышке рояля. Виккенгем остался стоять, глядя на него. Потом посмотрел на часы. До возвращения Льюиса никто более не сказал ни слова.

Наконец тот появился в дверях:

— Сэр, детектив-инспектор Тревис еще беседует с экономкой мистера Виккенгема, говорит, что скоро освободится.

— Я так полагаю, это означает, что ланч придется отложить. — Виккенгем выдвинул ящик и достал портсигар. Предложил Ленгтону — тот покачал головой.

— Подождем ее в машине.

— Ладно, я ей передам. — Льюис постоял в нерешительности и удалился.

— Кубинские, — сказал Виккенгем, беря сигару. Затем достал серебряные ножницы для сигар и срезал кончик. Хотя и не сравнить с самокруткой. — Он закусил сигару зубами, отчего на лице у него появилась кривая ухмылка.

Ленгтон прошел у него за спиной, повернулся в дверях:

— Благодарю, что уделили нам время, мистер Виккенгем.

— Жаль, не могу назвать его приятным. Позвольте я вас провожу.

Ленгтон вернулся к машине, провожаемый взглядом Виккенгема от парадной двери. Льюиса на месте не оказалось.

— Где Майк?

— Пошел проветриться. Думаю, решил пройтись мимо конюшен, сэр, — сказал водитель.

Ленгтон снова взглянул на часы и закурил сигарету, прислонившись к боку машины. Услышав шуршание гравия на дороге, он обернулся. К нему шла Анна.

— Я вышла через кухонную дверь, — сказала она.

— Я понял. Льюиса не видела?

— Нет.

Анна открыла пассажирскую дверцу и закинула туда портфель:

— Ну и как все прошло с Виккенгемом-старшим?

— Он знает, что у нас недостаточно улик.

Тревис скромно улыбнулась:

— Его экономка не была расположена к откровениям, но, едва мне удалось коснуться болевой точки, ее уж было не остановить.

— И что же это за точка?

— Эмили Виккенгем.

На дороге снова послышался шорох шагов, и оба обернулись. Взволнованный Льюис, красный как рак, жестом поманил их за собой:

— Можете прихватить фотографии?

Анна посмотрела на Ленгтона. Тот сунулся в машину и извлек оттуда свой портфель. Они двинулись вслед за Майклом по извилистой дороге к конюшням.

Спустя некоторое время Льюис стоял перед распахнутой дверью стойла — за ней виднелся крупный гнедой мерин. Ленгтон разозлился:

— Что, Льюис, ты притащил нас сюда полюбоваться на лошадь?

— Нет, вам надо поговорить с конюхом. Он сейчас что-то проверяет на пару с ветеринаром. Он вроде видел Луизу Пеннел. Говорит, она была здесь восьмого января.

ГЛАВА 16

В оперативном штабе с нетерпением ожидали подведения итогов. Ленгтон распорядился созвать совещание через десять минут после их возвращения. Начал он с беглого отчета о своем общении с Чарльзом Виккенгемом. При этом он так искусно воспроизводил позы собеседника, его мимику и аристократическую медлительность речи, что все чуть животы не надорвали. Наконец Ленгтон посерьезнел, покачал головой:

— Он все время придерживается той установки, что он не знаком с Луизой Пеннел или Шерон Билкин. Он с пренебрежением отвергает кровосмесительные отношения со своей младшей дочерью Эмили. Говорит, что может представить медицинское заключение, подтверждающее, что его дочь психически неуравновешенна. Тогда ему не было предъявлено никаких обвинений и дело закрыли, не допросив повторно его дочь. — Ленгтон закурил сигарету, немного помедлил. Затем посмотрел на Анну и жестом предложил ей выступить. — Пока мы с Льюисом пытались справиться с Эдвардом Виккенгемом, детектив-инспектор Тревис побеседовала с Гейл Харрингтон. Итак, тебе слово, Анна.

Анна представила подробный отчет, основываясь на своих записях. Она описала психическое состояние Гейл и озвучила свое подозрение, что девушка принимает какие-то наркотики:

— Она чрезвычайно нервная, до смерти боится своего будущего свекра и, я бы сказала, близка к помешательству. Думаю, она знает гораздо больше, чем я сумела из нее вытянуть. Кстати, Гейл постоянно демонстрировала кольцо с огроменным бриллиантом, которое ей подарили в честь помолвки, — возможно, чтобы ее утихомирить.

Ленгтон кашлянул и, точно регулировщик, покрутил кистью, показывая Анне, чтобы излагала все это поживее. Она пролистнула записи:

— Когда я показала ей фотографии Шерон и Луизы, она не призналась, что когда-либо встречалась с одной из них. Если помните, Шерон Билкин работала моделью, причем большей частью для каталогов одежды. Гейл Харрингтон тоже была моделью, и, пытаясь ее как-то расположить к себе и сделать раскованнее, я спросила ее о работе. Пришлось пересмотреть немало журнальных вырезок и снимков с ее профессиональных фотосессий, однако на одной фотографии рядом с Гейл Харрингтон оказалась и другая модель, Шерон Билкин.

Послышался тихий гул. Анна попросила воды, и Ленгтон передал ей стакан.

— Следующая моя беседа была с миссис Хеджес, экономкой Виккингемов. — Снова Анна обратилась к своим записям, объясняя, как много времени ушло на то, чтобы сподвигнуть миссис Хеджес разоткровенничаться.

Ленгтон то и дело поглядывал на часы, нетерпеливо притоптывая ногой.

— На самом деле я не переходила к насущному вопросу, пока она не поведала мне, что прислуживала еще отцу Чарльза Виккенгема. Тот действительно был тяжелым человеком с дурным нравом — между тем он много значил для нее, что было главной причиной того, что она не покинула это семейство. Она описала, как старик всячески поднимал на смех своего единственного сына и в то же время был с ним крайне суров. Мальчик подвергался ужасным наказаниям и порой из-за побоев был не в состоянии идти в школу. Миссис Хеджес сказала, что всегда пыталась защитить Чарльза от отца. В конечном счете мальчик был отправлен в пансион. Во время каникул наказания возобновлялись. Когда он стал старше, наказания эти вылились в физическое насилие: отец связывал его и оставлял в старом амбаре — это было до того, как амбар переоборудовали в место отдыха. Когда Чарльз Виккенгем вырос достаточно, чтобы дать отпор, старик вовлек его в сексуальные извращения. Каждый уик-энд в Мейерлинг-Холл доставлялась полная машина проституток, которых делили между собой отец и сын. Миссис Хеджес знала, что происходит в доме, но никогда не пыталась что-либо с этим сделать, а матери, которая могла бы вмешаться, не было. Еще она, кстати, поведала мне, что под амбаром имелась комната для наказаний, — там некогда был старый винный погреб.