Книга Горькие травы. Книга 2. Священный метод - Екатерина Белецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звук сработавшего портала.
* * *
Черную глухую ночь сменил свет яркого, сияющего утра – переход был настолько внезапным, что они оба не успели опомниться.
Точнее, Ит осознал (уже на бегу), что это – Балаклавский, его точка, и что вместо привычного леса они находятся сейчас на огромной забетонированной площадке, и бегут сейчас к её краю, до которого добежать нереально, потому что…
…в ускоренный режим он перейти почему-то не может…
…слева раздаются сухие, короткие щелчки выстрелов, и Ри…
…Ри падает на этот светлый бетон, потому что пуля только что попала ему в левый глаз…
…что его собственную левую руку, а затем и ногу обжигает вспышками резкой, пронизывающей боли, и…
…даже несмотря на то что пули сейчас в клочья рвут его тело, он…
Он продолжал стрелять.
Дорогой читатель!
Закончив работу над текстом, мы поняли, что он останавливается, как говорится, «на самом интересном месте». И решили, что не стоит мучить тебя ожиданием несколько месяцев – ведь столько вопросов осталось открытыми.
Что случилось с Итом и Ри?
Выпустят ли из тюрьмы Джессику, Берту и Фэба?
Есть ли выход из ситуации, в которую попала команда?
Посовещавшись, мы пришли к выводу, что хотя бы часть ответов на эти вопросы лучше дать тебе сразу. Поэтому, в обход всех правил, мы разрешим тебе прочесть первую главу следующей книги серии. Она называется «Дар». Это будет очень добрая книга, обещаем.
Нужно просто немножко подождать.
С уважением к читателям —
Иар Эльтеррус и Екатерина Белецкая.
Le del bleu sur nous peut s’effondrer
Et la Terre peut bien s’ecrouler
Peut m’importe si tu m’aimes
Je me fous du monde entier…
1/13
Сегодня была та смена, которая самая страшная. Предыдущая еще ничего, по крайней мере, от предыдущей нельзя получить таких «подарков», как клизма не раствором, а простой водой или укол трупной жидкости. Предыдущая даже иногда сонирует трубки больным… вчера, впрочем, не сонировала. И не кормила. Кормила еще одна, до неё, но кефир оказался просроченный, и сильно, поэтому после этой кормежки стало только хуже.
– Здорово, ханурики, – произнес кто-то неразличимый. – Ну чо, зэка… Ща задристаете мне тут всё на хрен, вонючки… Лютик, приволоки клеенку, – это куда-то в коридор. – Надо коматозникам жопы помыть.
…Самое плохое – это то, что ничего невозможно сделать. Даже дышать нормально, и то невозможно, потому что в трахее – железная трубка, и что-то там совсем не так, как надо, потому что от кислородного голодания с каждым днём всё хуже и хуже. Оставшиеся относительно целыми правая рука и правая нога принайтованны к койке намертво, левая рука с раздробленными выстрелами локтем и предплечьем, впрочем, тоже. Свободна только левая нога, но с левой ногой такое, что про это лучше не думать. Там нет сустава. Тазобедренного. И нет колена. Есть, кажется, какие-то костные осколки – когда его переворачивают, слышен омерзительный хруст, осколки трутся друг о друга.
Боль, конечно, тоже есть, но к боли он быстро привык и адаптировался – сказалась прежняя практика. Боль – это было не самое плохое. Он понимал (в те моменты, когда возвращалось сознание), что умирает – то, что они делали, смерть не отсрочивало, только приближало. И он понимал, как он умирает. От чего. Конечно, не всё, но большую часть – к сожалению, понимал.
Левую руку отмотали от железной трубы – если бы он мог орать от боли, он бы орал, но в горле железная трубка, и, кажется, гноится стома… Взяли за плечо и за то, что осталось от тазобедренного сустава. Грубо дернули вбок, переворачивая.
Патрубок пережало, дышать стало совсем невмоготу. Мало того, что аппарат дышит слишком медленно, так еще и это.
Ну всё.
Вот сейчас…
В глазах темнело – потому что к удушью и первой боли прибавилась вторая боль. Там сплошные нарывы, а в них, со всей дури – зазубренным старым наконечником…
– Чего ты жмешься, целка? – Раздраженный голос, и новый тычок. – А ну, скотина, давай!
Удар по больной руке, хлесткий, короткий. Потом – по ноге, по бедру, кулаком, и боль взрывается в голове миллионом неоновых искр, и отчаянно нужно дышать, но воздух вязнет, и приходится ждать, пока аппарат соизволит сработать.
Как же хочется потерять сознание и умереть.
Да, именно в таком порядке.
Больше не могу.
* * *
– Немедленно прекратите манипуляцию. – Фэб стоял в дверях палаты, а позади него Кир аккуратно укладывал на пол Лютика, второго санитара. Рыжий, оттеснив Фэба плечом, бросился к койке.
– Господи… ты что делаешь, садист?!
– Слуш, ты, зэка, отвали, – санитар сплюнул сквозь зубы. – Допрыгаешься ща.
Фэб быстрым шагом подошел к койке, взял санитара за плечо и швырнул по направлению к двери – Кир подхватил его, пару раз двинул по сытой кормленной роже, и толкнул на лавку, стоящую у стены в коридоре.
– Сиди тут, – приказал он. – Попробуй только уйти. Уйдешь – найду и убью. Понял, тварь? Повторить?
– По-по-понял… – проблеял тот.
– Малаца, – одобрил Кир. – Мужики, что там?
– Кошмар, – односложно ответил Фэб. – Рыжий, подожди, я сам подышу его. Ит, это мы… давай, милый, надо лечь на спину… вот так, хорошо, хорошо… потерпи, сейчас поможем. Совсем чуть-чуть потерпи.
– Трубка забита, не смогу сонировать. Надо вынимать, – рыжий заозирался по сторонам. – Эй, козлина! Трубки на смену стерильные где?
– Нету. Простые есть, в шкафу…
– Охренели?! Где укладка с зондами? Где у вас тут вообще всё, а?
– Кир, подожди, не кричи, – попросил Скрипач. – Ребят, попробуйте всё-таки сонировать… она по диаметру не совпадает, слишком маленькая… так, морда, быстро сюда ларингоскоп, набор бужей и новую трубку, – распорядился он. – И вызовите главного врача. Я его хочу харей ткнуть в это всё!..
– А чего такое «бужи»? – не понял санитар.
– Кир, сходи с ним, – попросил Фэб. – Рыжий, ты тут случайно хотя бы хлоргексидин не видишь? Во рту нарывы, живого места нет.
– Я вообще ничего не вижу… Ит, побыстрее подышать, да? Больно? Вот так, давай… Сейчас мы тебя продышим, надо только найти, чем это сделать. Ты понимаешь меня? Ну ты хотя бы моргни, если понимаешь… ага, молодец. Фэб, поищи новокаин.
– Сам поищи, я пока что тут… Кир, нашли?
