Книга И скоро день - Барбара Майклз

— Не волнуйся, я все сделаю как надо. Так где же он?

— Он на чердаке, где и все его «сокровища», — с издевкой заметил Барт. — Боюсь, что ему придется немного привести себя в порядок. В шкафчике у входной двери должна быть аптечка.

— Так принеси ее сюда, я понятия не имею, где находится этот шкафчик, — отрезала я, пряча дрожащие руки в карманы.

— Ты изменилась, — медленно проговорил Барт, не сводя с меня пристального взгляда. — У маленькой серенькой мышки начали расти остренькие зубки? Ты знаешь, мне кажется, что я буду любить тебя гораздо сильнее, когда ты наконец снова станешь моей маленькой послушной девочкой.

— Меня это не удивляет, — ответила я, боясь только одного. Если он еще раз попробует меня поцеловать, я не выдержу и сделаю какую-нибудь глупость. — Поторопись, Барт, мне хочется поскорее очутиться в постели.

— Не могу не согласиться с тобой, дорогая.

* * *

После того как мы нашли аптечку, Барт сказал, что поднимется вместе со мной, чтобы объяснить сложившуюся ситуацию Альберто.

— Мне пришлось оставить его у дверей, — объяснил он. — У твоего воинственного дружка пошла пена изо рта. Я уже было решил, что имею дело с буйно помешанным. Мне ничего не оставалось, как запереть его.

Что ж, пока ситуация складывалась в нашу пользу. Я надеялась, что Барт наконец поверил мне.

Альберто спокойно сидел на самом верху лестницы и дымил сигаретой. Когда он заметил Барта, то вскочил на ноги, щелчком отбросил сигарету и вытянул руки по швам. На его бульдожьей физиономии застыло выражение собачьей преданности. Барт что-то сказал ему по-итальянски, потом обернулся ко мне.

— Я полагаю, вряд ли ты что-либо поняла. Иностранные языки тебе всегда давались с трудом. Я сказал ему, что ты сейчас войдешь к этому кретину, чтобы оказать ему первую помощь и объяснить положение дел. Я вернусь через час и присоединюсь к тебе. Скажу ему пару слов, перед тем как избавиться от него.

— Зачем так долго ждать? Я смогу все объяснить ему...

— Он не уйдет отсюда, пока я не вернусь. Я возьму его мотоцикл.

— Почему?

— Потому, что ты изрядно испортила задние колеса «мерседеса», моя добрая девочка. Теперь их уже невозможно отремонтировать. Тебе придется дожидаться меня здесь, и постарайся убедить его.

* * *

Они оставили Дэвиду свет — ту самую яркую лампу, которую он использовал, чтобы просушить ткани. Мне показалось, свет был несколько тусклым, видимо, батарейки уже садились. Я увидела Дэвида, неподвижно лежащего на полу. Барт не преувеличивал, когда говорил, что им пришлось спеленать «этого ненормального». При виде этой неподвижной фигуры, не подававшей признаков жизни, у меня на мгновение замерло сердце. Когда я приблизилась, Дэвид осторожно открыл один глаз, внимательно обозрел меня, после чего его глаз снова обессилен но закрылся. Он мог что-то видеть только одним глазом, другой представлял из себя сплошной багровый кровоподтек, нижняя часть лица была перекошена.

Опустившись на колени, я принялась развязывать тугие узлы у него за спиной. Но сколько я ни пыталась, мне удалось разве что сломать ноготь.

Через некоторое время он заговорил.

— Ты пришла сюда позлорадствовать или разделить мое заточение? Я, конечно, понимаю, что это не мое дело, но мне необходимо прояснить для себя этот вопрос.

— Все гораздо сложнее, чем ты можешь себе представить. — Еще один ноготь болезненно хрустнул. — Одно могу сказать: мы с тобой на одной стороне. С Питом все в порядке. Им не удастся найти его.

— Тогда объясни мне, зачем ты вернулась.

— Это тоже довольно сложно объяснить. Одной из причин моего возвращения на виллу была твоя персона.

— Ты это серьезно? Если это правда, то мне уже гораздо лучше.

Узлы были затянуты очень крепко. Я поднялась на ноги и подошла к двери.

— Дай мне твой нож, — по-английски обратилась я к Альберто. — Только не говори, что у тебя его нет. Нож. Мне нужен твой нож. — Я повторяла это слово, пока Дэвид не подсказал мне итальянское слово.

Только теперь до Альберто дошло, но он не доверил мне своего оружия. Он сам перерезал веревки и снова удалился.

Когда я подошла к Дэвиду, он застонал и слабо махнул рукой.

— Не трогай меня!

— Я не смогу сделать то, что задумала, если ты не дашь мне дотронуться до тебя.

Он согнулся и с трудом уселся на пол, облокотившись спиной на стоящий поблизости сундук.

— Если ты думаешь о том же, о чем и я, тогда давай, — пробормотал он. — Я стисну зубы, как герой, и сдержу стоны.

В этот не очень подходящий момент и произошло наше первое объятие. Его горячие губы заставили меня забыть о том отвращении, которое вызвали во мне поцелуи Барта. Мы, забыв обо всем на свете, целовались, пока я не ощутила вкус крови на губах и не откинулась назад, вспомнив, для чего я здесь.

— Во всем виновата я. Если бы я с самого начала доверилась тебе — мне, честное слово, очень хотелось, я просто боялась.

— Это не твоя вина и не моя. Так уж сложились обстоятельства. Если бы я... Почему ты так на меня смотришь?

— Ты даже не представляешь себе, как приятно слышать, что я ни в чем не виновата.

— Не волнуйся, я могу повторить это еще раз. Кэти, я понимаю, как трудно тебе было сделать выбор между мужем и этим ребенком...

— Трудно? Подожди-ка... — перебила я. — Полагаю, сейчас самое время прояснить некоторые веши. Еще два часа назад я была уверена, что Барт мертв. Я лично опознала тело, точнее то, что он него осталось. Я видела полуобгоревший ремешок от часов и кольцо, которое я подарила ему. Когда я сбежала отсюда вместе с Питом, я не сомневалась, что Франческа собирается избавиться от мальчика.

— Как же ты тогда... А, впрочем, теперь это уже неважно.

Открытый глаз делал его лицо похожим на гротескную маску.

— Ты узнала, что твой муж жив и решила вернуться на виллу. Так ты все еще...

— Все еще люблю его? — Истеричный смех вырвался из моего горла, это был дикий хохот больного человека. Потом я затихла.

— Я ненавидела его. Я была рада, безумно счастлива, когда он умер. Я молила Господа, чтобы он избавил меня от него.

* * *

Еще в начале нашей совместной жизни я обнаружила, что у него масса любовниц. Были и яростные вспышки гнева из-за других мужчин — не из ревности, это была своего рода одержимость. Последним ударом для меня стала его торговля наркотиками. Мне было бы легче, если бы он сам принимал эту заразу. Тогда бы я считала, что он болен, и старалась бы помочь ему. Барт никогда не употреблял ничего, кроме марихуаны, он презирал тех, кто травил себя другими наркотиками, и пользовался их слабостями, не испытывая ни угрызений совести, ни раскаяния.