Книга Слабость Виктории Бергман. Часть 1. Девочка-ворона - Эрик Аксл Сунд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
София Цеттерлунд сидит, онемев, перед мерцающим экраном телевизора и ощущает, как в ней закипает ярость. Они договорились о том, что им подадут шоколадный пудинг, но Фредрика Грюневальд преподнесла им настоящее собачье дерьмо, чтобы утвердить свое превосходство над младшими девушками.
Глядя на себя в фильме, София испытывает гордость. Она, несмотря ни на что, не осталась в долгу, вырвала победу, повергнув их в ответный шок.
Она сыграла свою роль до конца.
Ей было не привыкать к дерьму.
София вынимает кассету и кладет ее обратно в сундучок. В трубах шумит, в подвале включается водонагреватель. Из бани слышатся Его возмущенный голос и попытки матери Его успокоить.
Воздух кажется Софии спертым, и она осторожно открывает окно. Смотрит на по-вечернему темный сад. Внизу на дереве висят ее старые качели. Она вспоминает, что они когда-то были красными, но от краски ничего не осталось. Только сухие, серо-коричневые чешуйки.
Мир хороших мин, думает она, оглядывая комнату. На стенке висит ее собственный портрет времен, когда она училась в девятом классе. Ослепительная улыбка, полные жизни глаза. Ничто не выдает того, что на самом деле происходило у нее внутри.
Она освоила искусство игры.
София чувствует, что сейчас расплачется. Не потому, что о чем-то сожалеет, просто внезапно задумывается о Ханне и Йессике, пострадавших от игр Виктории, но так и не узнавших, что изначально это была ее идея.
Получился неудачный эксперимент. Шутка обернулась полным серьезом.
Она разыграла перед Ханной и Йессикой роль жертвы, будучи на самом деле ее противоположностью.
Это было предательством.
В течение трех лет она делила с ними позор.
В течение трех лет мысль о мести объединяла их.
Она ненавидела Фредрику Грюневальд и всех безымянных старшеклассниц из Дандерюда и Стоксунда, которые благодаря деньгам родителей могли покупать самую красивую и дорогую фирменную одежду. Девиц, важничавших из-за своих благородных фамилий.
На четыре года старше.
На четыре года взрослее ее.
У кого сегодня больше сохранился страх? Они все забыли, вытеснили?
София садится на мягкое голубое ковровое покрытие и запрокидывает голову. Смотрит на потолок, констатируя, что трещины в штукатурке не изменились. Впрочем, с тех пор, как она была здесь в последний раз, появились и новые.
Интересно, у кого остался договор, который они составили и подписали собственной кровью?
У Ханны? У Йессики? У нее самой?
В течение трех лет они держались вместе, потом утратили связь.
В последний раз она видела их в поезде, уходившем с Северного вокзала Парижа.
Она берет потрепанный фотоальбом и открывает первую страницу. Себя на фотографиях она не узнает. На них просто какой-то ребенок, не она, возвращаясь мыслями в детство, она ничего не чувствует.
Эта девочка не я, и та, которой пять лет или восемь, тоже. Это не могу быть я, поскольку я не чувствую, как чувствовали они, не думаю, как думали они.
Они все умерли.
Она вспоминает, как восьмилетняя девочка, едва научившись смотреть на часы, лежала в постели, притворяясь, будто она – часы.
Правда, ей никогда не удавалось обмануть время. Зато время взяло ее под руку и увело оттуда.
В лежащем перед ней альбоме она взрослеет с каждой перевернутой страницей. Времена года и именинные торты сменяют друг друга.
После фотографий из Сигтуны она вклеила проездной для поездок на поезде по Европе рядом с билетом с фестиваля в Роскилле. На следующей странице один за другим идут три нечетких снимка: Ханна, Йессика и она сама. Продолжая рассматривать фотографии, она периодически прислушивается к звукам из подвала, но, похоже, Он угомонился.
Они были тремя мушкетерами, хоть под конец подруги и отвернулись от нее, оказавшись из того же теста, что и все остальные. Поначалу они, конечно, все делили и вместе решали возникавшие проблемы, но когда дошло до дела, они тоже оказались предательницами. Поверхностными перевертышами, не понимавшими, что действительно дорогого стоит. Когда вопрос встал ребром и пришло время показать характер, они, точно маленькие девочки, заплакали и бросились домой к мамочке.
Тогда она посчитала, что они законченные дуры. Теперь же, глядя на их фотографии, она понимает, что они были просто неиспорченными. Думали о людях хорошо. Доверяли ей. Только и всего.
Услышав удары и крики из подвала, София вздрагивает. Дверь бани открывается, и впервые за много лет она слышит Его голос:
– Чистой тебе все равно никогда не стать, но это должно хотя бы уничтожить вонь!
Она предполагает, что Он, как обычно, схватил мать за волосы и выволок ее из бани. Собирается ошпарить ее или заставить постоять несколько минут в ледяной воде?
София закрывает глаза, обдумывая, что станет делать, если они решат закончить омовение. Она смотрит на часы. Нет, Он человек привычки, а значит, пытки продлятся еще не менее получаса.
Интересно, что мать обычно говорит знакомым? Сколько раз можно разбивать бровь о кухонный шкаф и как часто люди поскальзываются в ванне? Не следует ли ходить по лестнице немного осторожнее, если ты за последние полгода упала там четыре раза? У людей, наверное, должны возникать вопросы, думает она.
Один-единственный раз Он поднял руку на Викторию, намереваясь ударить, но когда она в ответ запустила Ему в голову кастрюлей, отступил, как хищник – всемогущий, пока не встретил достойного сопротивления.
Он сам создал себе превосходящего противника и в течение нескольких месяцев потом жаловался на головную боль.
Мать же сдачи никогда не давала, она, рыдая, приходила к Виктории и залезала к ней в постель в поисках утешения. Виктория всегда старалась изо всех сил и не засыпала, пока мать не уснет.
Во время одной из ссор мать взяла машину и на несколько дней уехала жить в гостиницу. Отец, не знавший, куда она подевалась, очень нервничал, и Виктории приходилось успокаивать его, когда Он плакал у нее на груди.
В такие дни она не ходила в школу, а часами каталась на велосипеде, но они подписывали приходившие из школы сообщения о ее отсутствии, не задавая никаких вопросов. В ссорах все-таки тоже имелись свои плюсы.
София смеется над воспоминанием: ощущение превосходства, обладание тайной.
Виктория хранила их слабости глубоко внутри. Оба знали, что она в любой момент может использовать их против них. Она никогда этого не делала. Предпочитала рассматривать их как воздух. Тот, на кого не обращают внимания, не имеет и возможности защищаться.
Она садится на кровать, берет маленькую черную собачку из натурального кроличьего меха и утыкается в нее носом. Собачка пахнет пылью и домашней плесенью. Маленькие стеклянные желтенькие глазки смотрят на нее в упор, она всматривается в них.