Книга Сокрытые лица - Сальвадор Дали

– И столь же прекрасное – мне это чрезвычайно важно, – добавил граф с изощренной издевкой.

– Прекраснее созданья найти трудно, – сказала Бетка полушутя, вперив взгляд в Веронику, и на губах ее играла неотразимая улыбка – словно серьги ехидства повисли в уголках ее пухлых губ.

На следующий вечер Бетка и Рэндолф сократили свою прогулку и дожидались возвращения графа и Вероники с их второй вылазки в оазис, который они уже решили купить и устроить там пустынное пристанище. Вместо коктейлей Бетка сервировала у камина холодную водку и зубровку прямо с бизоновой травой в бутылке, а маленькая служанка-филиппинка подала очень острые анчоусы на поджаренном хлебе. Рэндолф спокойно пил эти жгучие жидкости, его бесстрастное лицо не выказывало и малейшего опьянения. Он был одним из тех немногих, кого не уродовал огонь. Напротив, красные блики от потрескивавших дров, казалось, добавляют ему румяной чистоты розы – и, кто знает, вдруг цельная свежесть этого цветка – самый что ни на есть огонь, хладный огонь и неистовство, соединенные в безмятежной развертке?

Бетка, совсем иная, нежели та, кого он познал в гостинице «Авенир Марло», явилась теперь его взору как создание, исполненное утонченности. На медь ее пламенеющих волос переход из юности в женство навеял пепел нескольких до времени поседевших прядей, но угли меж ними словно запылали с еще большей страстью. Ее крупный рот также, будто одухотворенный покорностью, сохранил лишь нежную ужимку остатков ее страждущей чувственности, коя, быть может, осталась столь же пылкой, как и прежде. В глазах Рэндолфа она стала плотью прозрачной, как бренди, где виднелись только плавающие ароматические травы ее прежних пороков… Он смотрел на нее и едва видел. Он видел сквозь. И сквозь нее он видел лишь Веронику и ждал ее, скованный тоской. Она прибудет с минуты на минуту! И покуда Рэндолф ждал галопа ее лошади, с настойчивостью беспокойного ребенка он все спрашивал Бетку:

– Ты уверена, что Вероника счастлива? Ты уверена, что Вероника счастлива? С этим, как его, Нодье? И кто этот Нодье?

– Сам решишь, счастлива ли она, – отвечала Бетка. – Увидишь своими глазами, если только они не ослепнут от облагороженной красоты Вероники. Но ты не имеешь права омрачать это счастье, оживляя далекие воспоминания. Я слишком люблю Веронику, чтобы такое позволить. И только при таком условии я согласилась на эту встречу.

– Я сдержу слово, – сказал Рэндолф меланхолично. – Любовью я с нею не займусь.

– Но почему бы тебе не попробовать заняться любовью со мной? – спросила Бетка. – По крайней мере одна ночь любви у нас с тобой была, верно?

– А если я скажу тебе, что и тебя люблю? – сказал он вдруг, присаживаясь на подлокотник ее кресла и обнимая ее, но взгляд его утонул во тьме за окном, а сам он явно думал о чем-то другом.

Она воздела лицо, поднесла губы к его губам и сказала со смехом:

– Я бы нисколько тебе не поверила!

– И как была бы права, – сказал Рэндолф, целуя ее между бровей с дружеской нежностью. Но после добавил: – И все же я мог бы любить тебя больше и лучше, чем при нашей первой встрече. Это все ты виновата… Ты была до смерти пьяна, помнишь?

Ее поразило, как все это походило на сон, а Рэндолф продолжил ее мысль вслух, воскликнув:

– Все больше думаю, что я – жертва моих иллюзий, непроницаемого сна. Бывает, я тяну кожу прочь с глазниц – пытаюсь открыть глаза навстречу действительности, понять, где мое место в жизни. Не так давно списки погибших официально объявили меня мертвым, но я лишь был в плену у итальянцев, а когда вернулся в Африку, обнаружил, что граф Грансай взорвал себя вместе с яхтой князя Ормини. Так вышло, что я вез графа Грансая на Мальту, перед тем как меня сбили над Калабрией. Я тут же принялся искать Сесиль Гудро, чтобы выяснить подробности, но она вернулась в Париж. Ты встречалась с графом Грансаем в Париже?

– Нет, никогда, но я знала Соланж де Кледа. Такая душка!

– Ее обожание графа Грансая стало легендой, – сказал Рэндолф.

– Похоже, граф Грансай был очень умным человеком, но холодным и безжалостным, – сказала Бетка.

– Как ни странно, у меня сложилось противоположное мнение. Он показался мне человеком большой страсти. Правда, я встречался с ним в неформальных обстоятельствах и видел лишь его глаза. Мы летели очень высоко – избегали вражеских самолетов, что могли перехватить нас над Пантеллерией, и оба были в кислородных масках…

– Едут, – сказала, вставая, Бетка. Отчетливо послышался галоп лошадей. – Ты дал мне слово, – сказала Бетка, – но поклянись еще раз, что никогда не расскажешь, кто ты!

– Торжественно обещаю, – сказал Рэндолф. – Хочу лишь перед отъездом в Европу на войну увидеть ее еще раз. Хочу потом питаться мечтой, она помогает мне жить. Но не волнуйся, душа моя уже сгорела!

Вероника и граф, перед тем как переодеться, заглянули в гостиную, и Бетка их представила:

– Вероника Нодье – капитан Джон Рэндолф – лейтенант Нодье.

Вероника спустилась в гостиную, облаченная в белое муаровое платье, плотно облегавшее бедра, и в этом виде напоминала неукротимого белого жеребенка. И от ее грозного отклика на его первый жгучий взгляд Рэндолф почувствовал, как пред ним восстают стены неприступной башни. Ужин подали почти сразу, а с кофе и напитками все отправились в гостиную. Вероника и Бетка взялись играть в шахматы, а граф Грансай и Рэндолф беседовали на одну из любимейших тем Грансая – о Наполеоновских войнах; в ходе этой беседы заговорили про сочинения Стендаля и Альфреда де Виньи, и граф провел поразительные параллели между теми войнами и нынешним русско-германским конфликтом. Грансай мог, когда хотел, быть блистательным и захватывающим собеседником.

– Вы производите впечатление человека, жившего в те времена, – отметил Рэндолф.

– Вполне может быть, – отозвался Грансай. – Наполеон нередко вдохновлялся моими идеями.

Когда пришло время прощаться, Грансай сказал Рэндолфу:

– Надеюсь, вы нас более не покинете и все время, какое осталось вам до отъезда в Европу, если не боитесь постоянно быть с одними и теми же троими, мы будем счастливы ежевечерне ужинать с вами у нас.

На второй день Рэндолф стал в доме уже совсем своим. Грансай всегда нуждался в мужской компании, которая могла по достоинству оценить его рассудительный ум, и Рэндолф – молчаливый, чувствительный, изысканный – стал идеальным слушателем. Более того, граф постоянно опасался, что такая замкнутая жизнь, какую они вели втроем, могла привести к подозрениям о его подлинной личности. Этот пригожий капитан добавил их кругу обаяния естественности, и, кроме того, его присутствие дало Бетке идеальную возможность для заигрываний. Она в последнее время была противоестественно привязана к сыну, с которым вела почти отдельную жизнь, все более ревностно оберегая его от общения с Вероникой. Потому граф считал, что появление Рэндолфа в их общей жизни уравновесит все их отношения, и делал все, чтобы обаять и создать для него домашнюю обстановку. Ничто не могло порадовать Рэндолфа сильнее. Он безумно влюбился в Веронику, а ее хладность к нему лишь обострила растущую неудовлетворенность, которая в ее почти ежедневном присутствии пыткой необходимости подавлять все переживания черными волнами пессимизма накатывала на берега исступления, усыпая бурлящие воды мечты его жизни фосфором желания.