Книга Аттила, Бич Божий - Росс Лэйдлоу

Разведка донесла, что полчища Аттилы обошли пограничные укрепления в Первой Мезии и приближаются с востока, растянувшись по заключенной между Данубием и Гемимонтом возвышенности. В горловине этого коридора, в провинции Дакия Рипенская, Аспар, с согласия двух других полководцев, и решил встретить гуннов. У римлян была сильная позиция, позволяющая имперской армии выступить против врага широким фронтом. По левую от римлян руку протекала река, с правой стороны они были защищены крутыми утесами, что лишало гуннов возможности взять их в окружение. Благоволя Аспару, замкнутое пространство местности должно было вынудить Аттилу, значительно превосходившего римлян численно, вести бой лишь небольшой частью своего огромного войска.

В третьем часу прискакавшие с запада разведчики доложили, что гунны разбили лагерь и их передовой отряд уже на подходе. Bucinatores сыграли тревогу, и отдыхавшая армия пришла в движение. Двое дневальных установили перед войском импровизированный трибунал, и Арнеглиск, германский главнокомандующий, взошел на помост.

— Солдаты, в скором времени нас ждет сражение с гуннами, — заговорил он нескладно, быстро. — Для многих из вас эта битва станет первой, и, будучи наслышаны о том, какие гунны умелые воины, вы, должно быть, их очень страшитесь. Вот что я вам скажу: бояться гуннов не следует. Они дикари, варвары. Любой римлянин стоит пары подобных. Да, сегодня их намного больше, чем вас. Но, как вы сами можете видеть со своих позиций, единовременно они смогут выставить против нас войско, вполне сопоставимое с нашим. Сражайтесь храбро, и мир узнает, что непобедимость Аттилы — не более чем миф.

Краткая речь командующего возымела успех, — возможно, потому, что говорил он честно и искренне, избегая риторических цветистых выражений, какие использовали в выступлениях перед армиями римские полководцы-римляне. Признательность свою солдаты выразили громкими ударами копий о щиты.

Через несколько минут после того как Арнеглиск сошел с трибунала, западный горизонт заволокло клубами пыли, — приближались гунны. Головной римский отряд на какое-то время задержал врага, но затем отступил, присоединившись к основному войску. Мгновения спустя первые конные гунны обрушились на римский строй, но, наткнувшись на выстроенные в ряд копья, тут же разлетелись по сторонам, провожаемые градом выпущенных из задних рядов стрел и дротиков.

После шока и потрясения первых минут обе стороны повели беспощадную борьбу на истощение. Раз за разом конные гунны врезались в римские шеренги, натыкаясь на гибельные наконечники копий. Установленные же на холмах справа от войска римские катапульты наносили гуннам огромные потери. Сыпавшиеся из походивших на гигантские арбалеты ballistae деревянные стрелы с прикованными к ним большими железными наконечниками пронзали иногда нескольких человек разом, вынуждая гуннских лошадей шарахаться в стороны в безумном порыве. Другой вид катапульт, кстати прозванный onager, или «диким ослом», представлял собой два бревна из простого или каменного дуба, слегка закругленных так, чтобы они подымались горбом, и скрепленные наподобие козлов для пиления. На обеих их сторонах были пробуравлены большие дыры, через которые пропускались крепкие канаты, чтобы механизм не развалился. В середине канатов вздымался в косом направлении деревянный стержень наподобие дышла. Прикрепленные к нему веревки держали его так, что он мог как подниматься, так и опускаться. В пращу помещался круглый камень; расчет из четырех человек быстро вращал навойни, на которых были закреплены канаты, и отгибал назад стержень, приводя его в почти горизонтальное положение, после чего стоявший наверху машины командир орудия сильным ударом железного молота выбивал ключ, удерживавший все связи механизма. Освобожденный быстрым толчком стержень отклонялся вперед и выбрасывал камень, сокрушавший все, что попадалось на его пути. Онагром эта машина называлась потому, что, будучи преследуемыми, дикие ослы, брыкаясь назад, мечут такие камни, что пробивают ими грудь своих преследователей или, пробив кости черепа, размозжают голову.

Выбранная римлянами местность лишила гуннов их любимой — и победной — тактики: захода противнику во фланги с последующим взятием его в кольцо окружения. Вынужденные сражаться с римлянами узким фронтом, они оказались поставленными в невыгодное положение: сильные свои стороны — быстроту, мобильность и огневую мощь — в противостоянии со стоявшим стеной хорошо вооруженным врагом они проявить не могли. А неуязвимая в доспехах тяжелая римская конница выкашивала гуннских всадников целыми рядами, оставляя людей умирать под копытами лошадей их же товарищей. Римские лучники, стрелявшие из безопасных задних рядов и не имевшие недостатка в стрелах и дротиках, то и дело подносимых pedites из вспомогательных обозов, предоставляли своему авангарду необходимую передышку.

Но под постоянным градом гуннских стрел римские шеренги начали мало-помалу редеть. Возможно, цели достигала лишь одна из двадцати выпущенных гуннами стрел, но столь обильным и беспрестанным был их вал, что потери римляне несли тяжелые. Едва где-то возникала малейшая брешь, как замыкающие заполняли ее людьми из задних рядов, вследствие чего римский строй опасно сократился с восьми шеренг до шести, а затем и до четырех. Чувствуя, что ситуация становится критической, Арнеглиск снял шлем и, моментально став узнаваемым благодаря длинным соломенным волосам, поскакал вдоль линии римского фронта, призывая солдат держаться до последнего. Промахнуться по столь очевидной цели гунны не могли; уже через несколько мгновений нашел свою смерть конь германца, и не успел полководец взобраться на свежего жеребца, как и его самого сразила гуннская стрела.

Ставший абсолютным командующим армией Аспар не имел никаких сомнений насчет того, к какому исходу клонится битва. Будь силы равны, римляне без труда одержали бы в сражении победу. Но, имея огромное численное превосходство, гунны продолжали выставлять на поле боя все новых и новых людей, не обращая внимания на огромные потери. Тем не менее, наблюдая за тем, как усыпанная трупами врагов теснина все более и более принимала вид, какой бывает у засеянного яровой пшеницей поля после ливневого дождя с градом, Аспар чувствовал мрачное удовлетворение. Битву гунны, возможно, и выиграют, но то будет пиррова победа. Ясно было, что, потеряв десятки тысяч отборных воинов убитыми, варвары еще не скоро придут в себя.

Ожесточенный бой шел до самых сумерек. К тому времени римский строй сжался до узкой ленточки, состоявшей всего из двух шеренг, но продолжал держать позиции. С наступлением темноты гунны отошли. Погрузив раненых на обозы, покинули поле битвы и римляне, строевым шагом ушедшие на восток. Они потеряли все numeri и большинство легионов: стобенсийскую конницу, дафнийских баллистариев, сарацинскую конницу, Первый и Второй Исаврийские легионы и многих-многих других. В живых осталась лишь малая часть войска, но дух ее остался несломленным, — восточные солдаты остановили гуннов, оставив о себе такую память, что Аттила, должно быть, хорошенько подумает, стоит ли ему вновь воевать с римской армией.

* * *

На следующий день Аттила с тяжелым сердцем осмотрел поле брани. Сам он участия в битве не принимал; он планировал, сражались другие. Потери со стороны гуннов были огромными — гораздо большими, нежели в Толозе. Находясь на грани отчаяния, Аттила спросил себя впервые в жизни, можно ли вообще победить римлян, по крайней мере — восточных. Похоже, их слишком много, они хорошо организованны, города их окружены мощными стенами. Когда во главе их встают сильные личности, у них тут же появляются новые силы и боевой настрой. Возможно, к ним вновь вернулись те качества, во многом благодаря которым Рим и стал когда-то великой державой.