Книга Император. Боги войны - Конн Иггульден

Бледный и неподвижный Птолемей лежал на испачканном золотом одеянии. Фараона уложили подобающим образом — правая рука покоилась на груди, едва закрывая зияющую рану. Помятая золотая маска валялась в пыли у его ног. Клеопатра подошла и встала на колени. Рядом с фараоном лежал маленький гладий, и, глядя в детское лицо Птолемея, Юлий внезапно испытал острую жалость. Клеопатра нагнулась, поцеловала брата в губы и села рядом. Глаза ее были полны боли, но совершенно сухие.

Пока царица молча сидела над телом фараона, Юлий искал Панека, зная, что тот где-то неподалеку. Увидев знакомое темное одеяние, римлянин сощурился. Панек сидел в пыли, медленно и тяжело дыша. Гнев Юлия вспыхнул с новой силой, и он шагнул к советнику, но тот взглянул на него мутным невидящим взором. Из страшной раны на груди Панека лилась кровь. Этот человек умирал, и Юлий не стал ничего говорить.

Тем временем Клеопатра поднялась на ноги. Толпа стояла совершенно беззвучно, было слышно малейшее дуновение ветра.

— Фараон мертв, — сказала царица, и голос ее звонко летел над улицами. — Несите моего брата в его дворец. И будьте почтительны, помните, что вы прикасаетесь к богу.

Голос ее надломился, и царица замолчала. Она не почувствовала, как Юлий прикоснулся к ее плечу.

— Я, та, кого называют Исидой, вернулась к своему народу. В этот день пролилась царственная кровь, но виной тому не люди Рима, а предательство моих приближенных. Встаньте же, мои подданные, и скорбите. Рвите одежды и посыпайте грудь пеплом. Отдайте последние почести вашему повелителю.

Люди осторожно подняли маленькое тело Птолемея; золотое одеяние свисало до земли.

Клеопатра долго не могла оторвать глаз от мертвого фараона. Наконец царица повернулась к придворным.

— Разве не вы должны были беречь моего брата? — прошептала она, протянув пальцы к шее ближайшего вельможи. Тот с трудом удерживался, чтобы не отпрянуть от прикосновения острых накрашенных ногтей. Мягким, почти ласкающим движением царица провела ладонью по его подбородку.

— Цезарь, пусть этих людей схватят. Они будут служить моему брату в царстве мертвых.

Вельможи наконец-то распростерлись на земле, охваченные горем и ужасом. По знаку Юлия Домиций послал за веревками, и вскоре приближенных Птолемея связали. Откуда-то вдруг донесся легкий запах дыма. Почуяв его, Клеопатра резко вскинула голову. В неожиданной ярости она повернулась к Юлию:

— Что ты сделал с моим городом?

Вместо Юлия заговорил Брут:

— Мы ведь подожгли корабли в порту. Наверное, пламя долетело до построек на берегу.

— И вы допустили, чтобы начался пожар? — бросила царица, повернувшись к нему.

Брут ответил спокойным взглядом.

— На нас напали, — пояснил он, пожав плечами.

Клеопатра на минуту потеряла дар речи. Она холодно смотрела на Юлия:

— Твои люди должны немедля все потушить.

Ее повелительный тон задел Юлия; царица сразу это почувствовала и заговорила уже мягче:

— Прошу тебя, Юлий.

Юлий кивнул и жестом подозвал к себе своих полководцев.

— Я постараюсь, — сказал он, обеспокоенный резкой переменой в ее настроении. Однако Юлий понимал, что царица потеряла брата и обрела трон — и все в один день. Сегодня ей многое можно простить.

Клеопатра отбыла только после того, как за ней прислали крытые носилки. Когда носильщики отправились в обратный путь, на их лицах была гордость: они несли свою повелительницу к ней во дворец.

— Октавиан, распорядись насчет погребальных костров, — приказал Юлий, наблюдая за ее отъездом. — Пока не появился запах. А Четвертый пусть отправляется в гавань и тушит пожар.

Юлий говорил и смотрел, как ветер играет пеплом и рассыпает его по земле. Он никак не мог стряхнуть оцепенение. Фараон, мальчик, который утром цеплялся за руку консула, мертв. Сражение выиграно. Удалось бы победить без вмешательства Клеопатры? Ветераны уже не молоды и не смогли бы долго драться на такой жаре. Быть может, раб царицы привел бы подкрепление, а возможно, жизнь Юлия окончилась бы здесь, на земле Египта.

Царица удалилась, и в Юлии все заныло. Он ощущал ее аромат даже в горьком запахе дыма. С самого начала он видел в Клеопатре прежде всего женщину, но когда целая толпа солдат и горожан распростерлась перед ней в пыли, все изменилось. Ее новое положение вызывало у Юлия тревогу и одновременно возбуждало. Глядя вслед процессии, направляющейся к дворцу, консул думал о том, как бы встретили царицу римляне, если бы он привез ее с собой.

— Теперь можно отправляться, — сказал Октавиан. — Пора в Рим, Юлий.

Юлий смотрел на него с улыбкой. Он и представить не мог как расстанется с Клеопатрой.

— Я сражаюсь столько лет, что и не счесть, — ответил консул. — Рим немного подождет.

ГЛАВА 29

Когда взошло солнце, огромная библиотека Александрии вся пылала. Тысячи горящих свитков раскалили здание, словно огромную печь; римляне не могли даже приблизиться. Мраморные колонны, воздвигнутые еще Александром, трескались и рушились от жара. Гибли в огне миллионы чьих-то слов и мыслей.

Легионеры Четвертого построились цепочками и, изнемогая от жары и усталости, передавали друг другу ведра с водой. Люди еле двигались, их тела были покрыты ожогами и черны от копоти. Соседние здания облили водой, все из них вынесли, но библиотеку спасти не удалось.

Юлий стоял рядом с Брутом — оба сильно устали и были перепачканы сажей. Обгоревшие балки, похожие на ребра гигантского скелета, рушились, погребая под собой останки того, что создавалось трудом многих поколений. Кругом раздавались приказы, солдаты бросались тушить новые языки пламени, взад-вперед сновали люди с ведрами.

— Ужасное зрелище, — пробормотал Юлий, ошеломленный происходящим.

Брут, глядя на друга, думал — не сочтет ли Цезарь его виновным в пожаре. Корабли, везущие катапульты из Канопа, не смогли войти в гавань, и Брута раздосадовало, что это не сыграло роли в исходе сражения. Его усилия пропали впустую.

— Некоторые свитки привез еще сам Александр, — сказал Юлий, вытирая лоб. — Платон, Аристотель, Сократ, сотни других. Ученые приезжали сюда за тысячи миль. Говорят, что здесь величайшее в мире собрание.

«А мы взяли и сожгли», — злорадно подумал Брут, не отваживаясь произнести такое вслух.

— Наверное, их труды сохранились в других местах, — выдавил он.

Юлий покачал головой:

— Не в таком количестве. Подобных собраний больше не существует.

Брут не понимал переживаний друга. Сам он наблюдал этот апофеоз уничтожения с благоговейным трепетом. Зрелище так его увлекло, что Брут целое утро просто стоял и глядел, как беснуется пламя. Полководец не замечал убитых лиц горожан.

— Все равно ничего теперь не сделаешь.