Книга Варфоломеевская ночь - Владимир Москалев

— Черт возьми, — воскликнул Шомберг, — однако ему не откажешь во внимании к подданным. Да, ну и как же вы собираетесь это делать, сударь?

— Собирался, — улыбнулся Ла Моль, — но вижу, что помощь моя запоздала, — и он галантно поклонился обеим дамам. — Но так как возвращаться к его величеству мне вовсе не хочется, ибо я не считаю себя выполнившим его поручение, то я позволю себе присоединиться к вашему обществу и узнать, о чем это вы так мило разговаривали, когда я волей-неволей нарушил вашу беседу, и не могу ли и я чем-либо быть полезным вам?

Лесдигьер собрался послать его ко всем чертям и уже раскрыл рот, но первая фрейлина, угадав намерение, одарила его таким взглядом, который заставил молчать. Ла Моль был фаворитом герцога Алансонского, и не стоило вызывать его неудовольствие. К тому же Лесдигьер мгновенно понял, что ситуация складывается в их пользу, ибо позволяет оставить фрейлин, явных шпионок королевы-матери, на попечение этого самого Ла Моля. Поэтому он тоже улыбнулся и дружески заговорил:

— Мы беседовали мсье, о чем, как оказалось, нельзя не говорить при дворе французского короля. Наши дамы рассказывали о приключениях, которые случились за прошедшие сутки с некоторыми из придворных.

— Со всеми, господа, со всеми, — воскликнул Ла Моль, — ибо здесь нет таких, с кем чего-нибудь не случилось бы, исключая, впрочем, тех, кто постыдно оставил поле боя, но ждет реванша, чтобы вновь появиться и заблистать в глазах дам прежним алмазом.

— Но разве это не считается приключением, мсье? — произнесла одна из фрейлин. — Мы как раз говорили, какое фиаско потерпел маркиз де Ла Брие.

— О, — заулыбался Ла Моль, — не стоит переживать за маркиза, поверьте мне. Нынешней же ночью он быстро найдет утешение в объятиях мадемуазель де Фрибур, которая не столь экспансивна, требовательна и своенравна, как графиня де Виньоль, и сумеет помочь маркизу вновь почувствовать себя на высоте. Такое иногда случается с нами, мужчинами, мам ли не знать об этом, милые дамы?

— Следовательно, вы полагаете, что маркиз уже завтра утром появится при дворе?

— Разумеется, и в обществе мадемуазель де Фрибур, рассказ которой о достоинствах маркиза восстановит его пошатнувшуюся репутацию. И к тому же заставит иных посмотреть на взбалмошную графиню де Виньоль как на женщину, не умеющую обращаться со своими любовниками.

— Иными словами, — подытожил Шомберг, — выиграет от этого только маркиз.

— Безусловно, ибо за каждым поражением всегда таится успех. А рассказывали ли вы, милые дамы, нашим друзьям о мадемуазель Д'Ардитье?

— Мы с этого и начали, граф.

— А о мадам де Сов?

— Ею мы и закончили, пока не появились вы.

— Ну, а уж о похождениях графа де Бюсси и о его бесчисленных поединках во славу дамы своего сердца вы, надеюсь, тоже поведали?

— Признаемся откровенно, этого мы еще не успели, помешал ваш приход.

— Ах, так? Вот и отлично. В таком случае с вашего позволения я сам расскажу. Кстати, я знаю такое, что неизвестно никому, кроме меня, исключая, разумеется, самого Бюсси. А поскольку у меня до сей поры не было случая рассказать об этом, то я с удовольствием доведу до ваших ушей некоторые приключения, связанные с господином Бюсси.

— Ах, мы с удовольствием послушаем что-нибудь новенькое о похождениях красавчика графа, — защебетали фрейлины.

— Если только это не затрагивает чести дворянина, о котором вы хотите рассказывать, — предупредил Лесдигьер. — В противном случае мы просто оставим вас.

— Ни в коей мере, мсье, будьте уверены.

И Ла Моль, на миг пожалевший о том, что так неосторожно упомянул о поединках, коих зачинщиком был сам Бюсси, начал увлекательный рассказ о любовных похождениях в пору его юности, о которых действительно никто не слышал. Закончил он, всячески восхваляя его любовный пыл и умение так обращаться с дамами, что они сами бросались ему на шею в первый же вечер знакомства. Тех же, которые не сдавались сразу, он насильно укладывал на ложе любви, и дамы, коим и силу их нерешительности или, быть может, стеснительности не удавалось отдаться ему при первой же встрече, были потом безмерно счастливы иметь такого пылкого, темпераментного любовника.

— Но, — добавил Ла Моль, — как и у всякого мужчины, и у него бывали промахи в обхождениях с женщинами, и вот об одном таком промахе, весьма поучительном и смешном, я и хочу рассказать нашим друзьям.

— Вы имеете в виду тот случай в саду? — округлившимися глазами уставилась на него первая фрейлина.

Ла Моль понял этот взгляд и так посмотрел, что ей осталось только умолкнуть. Сам же, все время, смеясь и стараясь вызвать смех у своих слушателей, рассказал им пикантную историю, которую только что слышал от дю Гаста. Однако, вопреки ожиданию, он не увидел улыбки ни на том, ни на другом лице. Тогда он взял Лесдигьера за руку:

— Кстати, не хотите ли полюбоваться на этого самого Бюсси? Вон он стоит между колоннами в обществе дам, как раз к нам лицом.

И он указал глазами направление.

Лесдигьер увидел среднего роста, довольно миловидного молодого человека лет двадцати пяти с благородными чертами лица и прямым открытым взглядом. Красивые темно-каштановые волосы, легкая улыбка на губах, непринужденная поза. Левая рука, покоящаяся на эфесе шпаги — ничто не могло вызвать в Лесдигьере ни отвращения, ни смеха.

Но Ла Моль знал, что делает. Сейчас Бюсси почувствует взгляд и тоже посмотрит сюда.

И Лесдигьер услышал возле уха вкрадчивый, смешливый шепот:

— Видите на нем зеленые и белые банты? Это цвета дамы его сердца. В честь нее он готов вызвать на поединок любого. Но как спесив, надменен! Считает, что ему нет здесь равных, и готов на любое безумство, лишь бы понравиться своей даме. А взгляните на зеленые банты, которыми он весь увешан, будто куст сирени листьями! Нет, ну не потеха ли смотреть на этакого попугая: эти банты, будто косички, приколоты у него к шляпе, к рукавам, к туфлям, они висят у него на рукояти шпаги, болтаются на камзоле и даже… нет, вы посмотрите, они приколоты у него даже под коленками и на щиколотках, будто шпоры у петуха.

И хотя ни удивительного, ни смешного в этом не было, ибо в те времена многие носили на своем костюме приколотые к нему во всевозможных местах банты и ленты цветов дамы сердца, но вид Бюсси, чрезмерно увлекшегося этим, действительно показался Лесдигьеру несколько смешным. Нисколько не заботясь о том, что этот самый Бюсси уже нахмурясь смотрит на него, недоумевая о причине столь пристального внимания к своей особе, он от души улыбнулся, разглядывая белые и зеленые банты и ленты на костюме.

Молодой человек вздрогнул, будто кто-то резко толкнул его. Потом повернулся к дамам, сказал им несколько слов и решительным шагом направился к Лесдигьеру.

Но тот как раз отвернулся, и внезапно побледневший Ла Моль увидел, что его миссия благополучно завершена. Он отступил на шаг, с умилением подумав о вожделенном перстне с рубином, который скоро будет красоваться на его руке.