Книга Прекрасная толстушка. Книга 1 - Юрий Перов

Дети Ники были в Артеке. На работу она не ходила, взяв отпуск. Муж постоянно жил на государственной даче где-то по Рублевскому шоссе. Каждый раз, заезжая в субботу после работы домой, он зазывал нас на дачу, соблазняя теплой водой в Москве-реке, зеленой травкой на лужайке перед домом и чаем из самовара, растопленного сосновыми и еловыми шишками.

— Самовар с шишками — это хорошо придумано, Василий, — отвечала ему Ника серьезно, глядя долгим, задумчивым взглядом. — Дым будет разгонять комаров, а то после слепней, грязной воды в речке и солнечных ожогов кожа будет покрыта струпьями и каждый укус комара будет чрезвычайно болезнен. И потом, у самовара можно просидеть до рассвета, как у костра… Ведь комары все равно не дадут заснуть… А потом можно прикорнуть в машине на заднем сиденье… Комары ведь не любят запаха бензина, не так ли?

Василий Ермолаевич разводил руками и говорил, обращаясь ко мне:

— Машенька, вы даже представить не можете, с какой черной завистью я смотрю на людей, у которых еще остались силы острить…

Он галантно целовал мою руку, многозначительно пожимая при этом кончики пальцев, чмокал жену в щечку и уезжал.

А мы, переглянувшись со значением и облегченно вздохнув, с азартом и нетерпением набрасывались на наше шитье.

Ника была совершенно неутомима в работе. Она могла по двадцать, тридцать раз в день примерять наметанные вещи или терпеливо стоять перед зеркалом и безропотно сносить мои портновские причуды, пока я на разные лады драпировала ее в куски материи. Только зрачки ее еще больше темнели и становились глубже, а по телу пробегала дрожь от моих назойливых прикосновений.

Однажды мы расшалились, нашли в книжке «Легенды и мифы Древней Греции» изображение Дианы-охотницы и нарядили точно так же Нику. Мы уложили ей волосы, как было на картинке, и соорудили из серо-серебристого материала нечто вроде короткой охотничьей туники. На левом плече закололи ее большой круглой серебряной брошкой с медовым янтарем посредине, а правое плечо и грудь оставили обнаженными. В поясе мы туго перехватили тунику золотистым ремешком.

Когда Ника, удовлетворенная своим нарядом, оторвалась наконец от зеркала и вышла на середину гостиной, я просто ахнула. Она была необыкновенно хороша. Настоящая Диана! Короткая туника едва прикрывала ее слегка смуглые точеные ноги. До сих пор на всех примерках она была в бюстгальтерах, и я даже не могла предположить, что у нее совершенно юная грудь, формой напоминающая половинку спелого крепкого яблока с крошечным темным, острым, то ли от холода, то ли от стеснения, соском.

Я даже не удержалась и, не отдавая себе отчета, подошла к ней и дотронулась кончиками пальцев до ее груди, словно хотела убедиться, что она настоящая. Ника от моего прикосновения вздрогнула и посмотрела на меня долгим вопросительным взглядом.

— Вот бы тебе в таком виде прийти на защиту диссертации… — смущенно пробормотала я, чтобы смягчить возникшую неловкость.

— Это идея! — улыбнулась Ника.

Тут раздался звонок в дверь. Я протянула Нике ее халат. Она бросила халат в кресло и, как была, с обнаженной грудью, направилась в переднюю открывать дверь.

— Ты что, оденься! — крикнула я.

— Да это же тетя Груша, — беззаботно ответила Ника.

— А если это водопроводчик? — сказала я, напоминая Нике, что он обещал прийти в первой половине дня и починить кран в ванной.

— Ну и черт с ним, — весело махнула рукой Ника.

У меня от страха и восхищения сладко замерло сердце, и я, схватив халат, побежала вслед за ней, пытаясь прикрыть ей плечи. Она же с озорным смехом сбрасывала его.

К счастью, это была тетя Груша, приходящая домработница, высокая ворчливая женщина неопределенного возраста, в неизменном черном платье и белом в мелкий горошек платочке. Увидев Нику, она охнула, отступила назад и начала истово креститься. Ника захохотала и убежала в гостиную, чтобы не доводить тетю Грушу до паралича и не остаться без обеда.

Тетя Груша готовила нам ледяной свекольник со сметаной, яйцом, луком и огурцами. Еще она делала удивительно вкусные холодные щи из щавеля, ни с чем не сравнимые окрошки. На второе зажаривала целиком в сливочном масле молодую картошку и посыпала ее мелко рубленным укропчиком и молодым прозрачным чесночком. Сумасшедший запах шел от нее по квартире.

Обедали мы на кухне, так как огромный овальный стол в гостиной был завален обрезками материала, бумажными выкройками и полуготовой одеждой.

Надя шила у меня дома на Тверском бульваре. Каждый день я на министерском «ЗИМе» отвозила ей сметанные и подогнанные вещи, а она их сострачивала с изумительной точностью и чистотой. Ее швы просто глаз радовали. Впервые для меня шитье было чистым творчеством без утомительной и кропотливой работы.

Несмотря ни на что, я могу твердо сказать, что эти три недели в июне были одними из лучших дней в моей жизни.

11

Узнав, что у меня скоро будет день рождения — а он пришелся на самый разгар нашей страды, — Ника предложила сходить в ресторан, чтобы мне не нужно было тратить время и силы на всякие предпраздничные хлопоты.

Она захотела взять на себя все расходы и, несмотря на все мои отговорки, настояла на своем. Эта женщина умела настоять на своем.

Она велела мне не стесняться в расходах и позвать столько гостей, сколько мне вздумается. Я сказала, что никого кроме Татьяны видеть не хочу.

— Неужели ты никого больше не хочешь пригласить? — спросила она меня и пристально посмотрела в глаза.

— Нет, не хочу, — сказала я.

Единственный мужчина, которого я могла бы пригласить, был Славка. Но звать его без всей веселой компании было как-то нелепо. А шуму и гоготу мне не хотелось. Кроме того, мне не хотелось делить Нику с кем бы то ни было. Татьяна в счет не шла.

Больше к этому разговору мы не возвращались, но в долгих изучающих взглядах, которые изредка бросала на меня Ника, я прочла новый интерес.

Чтобы прояснить ситуацию, я рассказала ей почти все о своей жизни. Обо всех моих мужчинах. Только о Наркоме ни словом не упомянула. А о Певце, как выяснилось, она уже знала. Я поняла, что в «сырной» команде ничего скрыть нельзя…

Ника внимательно слушала меня, умелыми редкими вопросами направляя и поощряя мое повествование. И я рассказывала ей такие подробности, которые не знала обо мне даже Татьяна.

В тот уютный июньский вечер, под приглушенную музыку «Травиаты», которую транслировали по телевизору, под шуршание троллейбусов и бранчливые гудки автомобилей, залетающие в открытые окна, мне показалось, что ближе, чем Ника, у меня нет человека на всем свете. Татьяна, разумеется, не в счет. Я была рада, что мы не зажигали свет. В ласковых фиолетовых сумерках не видно было моих слез. Это были слезы жалости к самой себе и слезы умиления от сознания, что я теперь не одна, что у меня есть старший, мудрый и сильный друг.

Словно в который раз прочитав мои мысли, Ника подошла ко мне и нежно обняла за плечи.