Книга Мир вне времени - Ларри Нивен

Может быть, это даже не Оуэн. Наверняка кто-то украл его бумажник. На этой перенаселенной планете просто невозможно было ввести закон, запрещающий лазать в чужие карманы. Каждый второй на Земле был вором-карманником.

Я постучался в № 1809 и вошел.

Да, это был Оуэн. Он сидел в кресле, глупо ухмыляясь. Я пристально взглянул на него, чтобы удостовериться, и отвернулся. Все остальное выглядело еще более неправдоподобно. Ни один белтианец не стал бы жить в такой квартире. Я сам родом из Канзаса, но даже у меня по спине побежали мурашки — а уж Оуэн точно свихнулся бы.

— Не может быть, — сказал я вслух.

— Вы хорошо знали покойного, мистер Гамильтон?

— Настолько, насколько два человека вообще могут знать друг друга. Мы три года добывали скальную породу на одном астероидном поясе. В подобных условиях секретов друг от друга не держат.

— Тем не менее, вы не знали, что он на Земле.

— Да мне и самому невдомек. Какого черта он не позвонил мне, если попал в беду?

— Не забывайте, что вы — детектив, сотрудник полиции ООН.

Тут он был прав. Оуэн, без сомнения, человек честный; но на его планете это понятие сильно отличалось от земного. Так, белтианцы считают домоседов мошенниками, не понимая, что для землян карманное воровство — это, скорее, вид спорта. В то же время сами они частенько занимаются контрабандой, не видя в этом ничего криминального.

— Предположим, Оуэн мог сотворить что-нибудь этакое, — размышлял я вслух. — Но лишать себя жизни… Да еще здесь… Нет, это невозможно — сюда бы он за этим не пришел.

Квартира состояла из гостиной, ванной и кладовки. Я заглянул в ванную комнату, заранее зная, что увижу. Панель управления возле двери позволяла по желанию превращать помещение в душ, сауну, ванну, туалетную комнату. Гостиная была примерно того же типа. Королевских размеров кровать убрана в стену; кухня с раковиной, плитой, грилем и тостером легко складывалась в угол; диван, кресла и столы прятались под полом. Собравшись втроем-вчетвером, здесь вполне можно было устроить вечеринку, покер, семейный обед. Обеденный стол, кофейный столик, игорный стол помещались тут же, окруженные соответствующими по стилю стульями. Отсутствовали лишь холодильник и бар. Если жилец намеревался выпить или съесть чего-нибудь, он звонил вниз, в супермаркет на третьем этаже.

Да, квартира обустроена с комфортом. Но с другой стороны, у живущего в таких местах нет ничего своего; ему не принадлежит ни щепки. Здесь даже окно не предусмотрено; ощущение такое, словно живешь в ящике.

Сейчас на поверхности оставалось кресло, два журнальных столика и кухонный уголок. В кресле, как я уже говорил, сидел Оуэн.

— Комната, конечно, маленькая, но не слишком, — сказал Ордаз. — Миллионы людей живут подобным образом. В любом случае, уроженец Белта не может быть клаустро-фобом.

— Нет. Он прилетел к нам на одноместном звездолете. Три месяца в крошечной кабинке — сами понимаете. Нет, это не клаустрофобия, а… — я повел рукой вдоль комнаты. — Вы нашли хоть одну вещь, принадлежавшую именно ему?

— Шкаф был почти пуст. Костюм, рубашка, пара ботинок — все новое, ни разу не использованное.

— Ну и?

— Белтианцы — кочевники по природе; вещей у них обычно мало — но уж то, что есть, они хранят бережно. Даже если это какие-то сувениры, мелкие личные предметы и т. д. Не могу поверить, что Оуэн не захватил с собой ничего подобного.

Ордаз поднял бровь.

— Скафандр?

— Почему нет? Между прочим, скафандр белтианца — это его дом, зачастую единственный. Они тратят уйму денег, всячески украшая их. Потеря скафандра для них — величайший позор. Разумеется, я не настаиваю на этой версии. Но что-то должно быть. Кусочек железоникеля, вынутый у него из груди; сосуд с пылью Марса. Даже если он оставил все свои сувениры дома, то обязательно нашел бы что-нибудь подобное на Земле. Но здесь — пусто.

— Может быть, он не сознавал, где находится, — осторожно предположил Ордаз.

Я задумался.

Оуэн был одет в шелковый халат, заляпанный высохшими водяными потеками; его длинные светлые волосы были пострижены на земной манер — от стильного «ирокеза» не осталось и следа; борода месячной давности закрывала половину лица. На голове возвышался маленький черный цилиндр, от которого отходил электрический шнур, вставленный в стенную розетку. Я подошел поближе и присмотрелся.

Это был трансформатор переменного тока, используемый наркоманами. Прибор носил следы реконструкции; должно быть, Оуэн десятикратно усилил заряд, что роковым образом повлияло на его мозг.

Я наклонился и дотронулся до драуда воображаемой ладонью. Ордаз молча стоял рядом, наблюдая за моими действиями. Откуда ему было знать о моих ограниченных экстра-психических способностях? Я мог ощущать форму объектов, поднимать небольшие предметы, находящиеся на расстоянии моей воображаемой вытянутой руки. Ограничение заключалось в моем воображении — мне не удавалось поверить в свои способности, если расстояние превышало длину руки. В этом случае я был бессилен.

Тем не менее, даже ограниченные возможности такого рода были весьма полезны в моей работе. Кончиками пальцев я коснулся прибора, затем нащупал крошечное отверстие в его черепе и проник внутрь. Стандартная хирургическая операция. Ее могли сделать где угодно. За отверстием скрывался штекер более крупного размера, имплантированный в кость черепа. Я проследил за тончайшим проводком, ведущим в «центр удовольствий» его мозга. Нет, не дополнительный заряд стал причиной смерти Оуэна; он умер от голода, не желая покидать кресло. На полу вокруг него в беспорядке валялись пустые пластиковые бутылки. Значит, от жажды он предохранился, а вот еда… Его смерть была запланирована…

Оуэн, мой старый товарищ. Почему он не пришел ко мне? Я же сам наполовину белтианец. Неважно, что там случилось — уж помог бы как-нибудь! Даже если контрабанда…

Комната казалась стерильно чистой, даже запах смерти уже не ощущался, выветренный кондиционером. Он всегда был педантом. Дверь кухни была открыта, позволяя катетеру, прикрепленному к раковине, свободно достигать кресла. Оуэн все предусмотрел: заранее снабдил себя запасом воды; заплатил ренту за месяц вперед; вручную укоротил шнур прибора так, чтобы тот не позволил ему встать и добраться до кухни. Замысловатый способ самоубийства, но в какой-то мере эти сложности оправданны — месяц блаженства, высочайшего физического наслаждения, какого только может достичь человек…

Три года мы прожили в тесной скорлупе, окруженной вакуумом — я, он и еще один наш товарищ — Гомер Чандразехар. Казалось, за это время можно было изучить человека до донышка, с полувзгляда улавливать все, что тревожит, беспокоит, раздражает; все его слабости, тайную боль, страх, неудовлетворенность… И все же самое важное было упущено.

— Белтианская аккуратность, — прошептал я себе под нос.

— Вы хотите сказать, случай, типичный для жителя Белта?