Книга Пандемоний - Дэрил Грегори

— Меня много.

— И ты не сидишь без дела. Это я уже слышал. — Я сел в постели, скрестив ноги. — Похоже, О'Коннел была о тебе неверного мнения.

— У матери Мариэтты зашоренные взгляды на одержимость. Когда я отказался превратить камни в хлеб, она решила, что я фальсификатор, мошенник.

Скажу честно, я не совсем понял, к чему он это сказал.

— О чем ты хотел поговорить со мной, Дэл? — спросил ВАЛИС. — Или ты предпочитаешь имя Хеллион?

— Можешь обращаться ко мне «эй, приятель». — Я провел рукой по волосам. — Вчера на моих глазах умер человек, — признался я. — Старик. Он был парализован почти всю свою жизнь. В сороковые годы, когда ему было лет одиннадцать-двенадцать, с ним случился несчастный случай.

— Золотой век научной фантастики, — заметил ВАЛИС.

— Так вот, он был источником, — я пропустил мимо ушей его реплику, — по крайней мере для нескольких демонов. Моей когорты. Все мы — черт, даже не верится — оказались историями. Он придумал нас, а потом выпустил в мир.

ВАЛИС улыбнулся.

— Может, ты считаешь, что и Фил тоже придумал меня? Что мы с тобой оба — плод чьего-то воображения?

Его слова заставили меня моргнуть. Это ж надо, сморозить такую глупость.

— В некотором роде.

— Однако твой автор умер.

— Я не сказал, что разобрался во всем до конца.

— Но ты по-своему прав. Есть люди, наделенные даром видеть швы в ткани мироздания. Можешь называть их как угодно. Твой старик был из их числа. Фил тоже. Кто знает, сколько их всего на свете? Как минимум несколько тысяч. В данный момент какая-нибудь японская девочка не может оторваться от книжки-манги, а какой-нибудь индийский юноша возносит молитвы Шиве. Такие чувствительные души близки к границам, а их связь с этим миром весьма слаба.

— Неужели они ненормальные?

ВАЛИС пожал плечами.

— Давай не будем спорить о том, что есть причина, а что — следствие. Нам известно лишь, что когда смерть приходит за ними и тьма призывает их к себе, некоторые сопротивляются. Не желая, чтобы их втянуло во тьму, они цепляются за жизнь, заодно вытягивая из тьмы нечто.

— Демонов.

— Нас, — поправил меня ВАЛИС. — Тебе пора привыкнуть к тому, кто ты такой.

— И кто же мы такие? Пришельцы? Архетипы?

— Я сам пока не знаю. Возможно, юнгианцы по-своему правы. А может, и нет. Мы знаем лишь то, что мы больше, чем люди, что мы бессмертны и способны принимать самые разные формы. Нам не страшна порча, но мы податливы. Взять, к примеру, меня: я воплощение рационального начала — то есть того, в чем Фил нуждался больше всего, когда протянул мне руку. Правда, при этом он облек меня в форму, которая позволила ему лучше меня понять. Таким образом, я стал творением писателя-фантаста, искусственным разумом из космоса. Это одна из моих ипостасей. Ты же — юный негодник из мультика, любитель всяких пакостей.

— Я уже не такой.

— Нет. — Он провел ладонью по гладко выбритому подбородку, а потом посмотрел на руку. — Ты и я — мы не такие, как все. Мы переросли предписанные нам правила. — ВАЛИС опустил руку на колено. — Мы задержались надолго. Как только мы возжелали те жизни, которые сами прервали, мы устремились за пределы мономании, за рамки тех карикатурных персонажей, которые были нам предписаны. Наша задача — стряхнуть с себя беспамятство, вспомнить, кто мы. А вспомнив, занять свое место в мире.

— Если только кто-то не найдет способ уничтожить нас, — заметил я. Мои кулаки — кулаки Дэла! — впились в край одеяла. Я знал, что рискую, когда искал ВАЛИСа, но мне нужно было знать правду. — Кто-то вроде доктора Рама.

Он наклонил голову.

— Ты не хочешь меня ни о чем спросить?

— Он пытался вырвать глаз Шивы — кажется, ты так выразился. Он хотел уничтожить демонов. Парнишка, которого арестовали по обвинению в его убийстве, Каспарян, был вашим страстным поклонником. В принципе было несложно вырядить его как Правдолюба и отправить к доктору в номер. Если Правдолюб убил доктора Рама, никто не поверит, будто доктор обнаружил способ лечения людей от одержимости.

ВАЛИС кивнул в знак согласия с цепочкой моих рассуждений.

— Парнишка это просек, — продолжил я. — Он понял, что произошло, понял, кто вселился в него на самом деле. И тогда он сделал фальшивое признание, чтобы дело доктора Рама продолжалось.

— Похоже, ты не слишком уверен в собственных словах.

— Так это все-таки твоих рук дело?

— Если ты спрашиваешь меня, вселялся ли я в тело Элиота Каспаряна, то ответ будет положительный. Да, вселялся.

Я уставился на него. На его лице застыло выражение непробиваемого спокойствия, какого я никогда бы не увидел на лице Бертрама.

— Но только не в ту ночь в Чикаго, — продолжил ВАЛИС. — На самом деле всего пару дней назад. Как ты сам только что упомянул, Элиот был моим пылким поклонником. Безумец, как оказалось, но тем не менее поклонник. Продолжай он твердить и дальше, что в него вселился Правдолюб, твои приятели демоны разодрали бы его в клочья. Так что я счел своим долгом исправить ситуацию.

— Погоди… получается, что Каспарян убил доктора сам? Это была его собственная идея?

— Но возникла она в его голове под влиянием книжек Фила. И все-таки да, это так. Лично я предпочел бы, чтобы Элиот взял ответственность за содеянное на себя. Он этого не сделал, и я был вынужден предпринять необходимые меры.

— То есть ты… вселился в человека, чтобы вынудить его сделать признания в том, что в момент убийства он не был одержим. — Я покачал головой. — Это даже не фальшивка. Не знаю даже, как это назвать.

ВАЛИС улыбнулся.

— Неисповедимы пути мои. — Он встал и поставил стул на прежнее место. — Когда мы тобой разговаривали в Чикаго, ты спросил у меня, что хорошего я совершаю, разгуливая по земле в телесной оболочке Фила. Я и сам не раз задавался тем же вопросом с того момента, как только осознал собственную природу. Увы, Фил Дик рано или поздно умрет. И как только этот день настанет, я больше не смогу и далее оставлять без внимания ту огромную ответственность, что возложена на меня.

С этими словами ВАЛИС направился к двери.

— Погоди! — крикнул я ему вслед и выкарабкался из постели. Резкое движение отозвалось резкой болью в груди прежде, чем я успел ее отключить. Я упал на колени. В моей голове Дэл неожиданно начал дергаться и брыкаться. Сдерживавшие его путы трещали и рвались. — Что ты намерен делать? И что делать мне?

— Мы — боги, — произнес он бесстрастным тоном. — И нам пора действовать, как и положено богам.

Утром в мою дверь робко постучал Бертрам, после чего вошел, пятясь, с подносом в руке.

— Кушать подано, — произнес он с наигранной бодростью в голосе, но тут же осекся. — Дэл, в чем дело?