Книга Железный тюльпан - Елена Благова

Так оно и должно было случиться.

Ведь все на свете происходит так, как назначено судьбой. «Чему быть, того не миновать», - гласит старая, как мир, пословица, и Алла Сычева на собственной шкуре познала ее правоту.

Что вам добавить к тому, о чем вы и сами, дорогие мои, уже догадались?

А может, о чем-то вы и не догадались, ну тогда я вам, конечно, объясню все, ведь мне самой не все было понятно сразу. Следователь, медицинский эксперт, свидетели, участники этой сногсшибательной истории постепенно, шаг за шагом, проясняли все непрозрачное, просветляли темные пятна, снимали страшную накипь с простых, как лапоть, вещей.

Любу Башкирцеву, знаменитую поп-певицу, реэмигрантку из Америки, действительно убила ее родная дочь, Джессика Хьюстон, которую она родила в Нью-Йорке, забеременев после группового изнасилования. Люба не знала, кто достоверно был отцом Джессики, но ходили слухи, будто бы это был Черный Фрэдди из бара «Ливия». Она отдала несмышленого младенца в руки одной своей знакомой семьи, проживавшей в китайском квартале Чайна-таун, и Хьюстоны, как могли, выкормили и воспитали девочку. Стремительный взлет Любы не прошел для Хьюстонов незамеченным. Люба первое время высылала Хьюстонам деньги, потом перестала помогать им, хотела забыть дочь, сочтя, что и она забыла ее; Хьюстоны, позавидовав Любиной карьере и Любиному внезапному богатству, обо всем, обозлившись, рассказали взрослеющей Джессике. Девочка, выросшая на улице, якшавшаяся с молодежными бандитскими шайками Чайна-тауна, задумала дешево-романтическое убийство матери. Она, вместе с друзьями-китайчатами из чайна-таунской банды Весельчака Ли, посещала тайную оружейную мастерскую монгола Цырендоржи, и ей в голову запала мысль — выковать нож, заколдовать его, чтоб бил без промаха, и прикончить Любу именно так — ножом, по старинке, никаких пуль, никаких «магнумов» и «руби». Джессика заказала Цырендоржи один нож, другой, третий, и так, постепенно, подпала под древнюю восточную магию искусства делания холодного оружия; Цырендоржи посвящал девочку в тайны холодного оружия Востока, Фрэнк, с которым она познакомилась на нью-йоркской рок-тусовке Эминема, — в секреты африканских ножей. Ножи стали увлечением Джессики. Она занималась ими уже как специалист. Она стала любовницей Фрэнка, когда ей было всего двенадцать лет. Когда она рассказала Фрэнку, зачем ей нужны ножи, почему она ими занимается, у Фрэнка разгорелись глаза. Он уже знал имя Любы Башкирцевой — она стала набирать обороты еще в Америке. Он понял: на этом можно здорово сыграть, — мать умирает, и все богатство достается дочери, внезапно объявившейся: доказать, что Джессика — дочь, при возможностях современной медицины и генной экспертизы не представлялось особо затруднительным, тем более, что девочка здорово смахивала на Любу — волосы с заметным рыжим отливом, ярко-зеленые глаза говорили о родстве яснее, чем все исследования крови под микроскопом. Смуглая парочка задумала пробраться в Москву, поработать там, потусоваться, попрыгать — знакомые музыканты сделали им рабочий вызов, Фрэнк приплатил в посольстве за долгосрочную визу, — и Москва стала их вотчиной. Она оба выучили русский настолько хорошо, что понимали без труда и слэнг, и интеллектуальные заморочки.

Когда Канат Ахметов собрался «зайцем» пропутешествовать в Россию через Атлантику на трансокеанском российском лайнере и жевал холодную сохлую пиццу в приморском дешевом кафе, он выронил из кармана пиджака Железный Тюльпан, сделанный им для убийства неверной жены тем же самым старым Цырендоржи в Чайна-тауне, — и Фрэнк, оказавшийся рядом, подобрал занятную стальную вещицу, выпавшую из кармана у пьяненького посетителя. Фрэнк не придал значения Тюльпану, приволок его домой, показал Джессике, и та случайно нажала на тайную пластину между лепестками. Тюльпан открылся. Лезвие выскочило наружу, чуть не выколов Джессике глаз. И Фрэнк, и Джессика были не лыком шиты и прекрасно поняли, что камни, запрятанные внутрь Тюльпана, — настоящие. Это увеличивало романтизм убийства. Джессика, очень верующая, несмотря на все хулиганское детство, проведенное в шайках Гарлема и Чайна-тауна, поняла так, что Тюльпан послан им с Фрэнком Господом Богом. Они выследили Любу, пробрались, вместе с тусовочной толпой, в ее квартиру в Раменках, — Фрэнк тогда работал на подтанцовках у Люция, Любиного друга, и завел друзей в Любином кордебалете, — и Джессика, когда мы с Любой, наконец, под утро уснули после утех лесбийской любви, пробралась в Любину спальню и убила Любу узким лезвием Тюльпана, ударив им в ее шею.

Почему она убила Сим-Сима? Мне было это непонятно до тех пор, пока она сама не сказала мне на очной ставке, ненавидящими светло-зелеными глазами глядя мне в лицо: «Потому что я поняла, что Люба не убита, что ей нашли замену, что замена — это ты, и я стала следить за тобой, за твоим окружением. Я вышла на твоих подружек. Я вышла на твоего сутенера. Он мотался по нашим рок-тусовкам, я его однажды приперла к стенке и заставила рассказать все о тебе. Он рассказал. Я убила его, чтобы он не рассказывал это никогда и никому больше. Я должна была все знать о тебе одна».

Кто были такие те люди, что напали на меня около Белорусского вокзала? Я думала, их наняла Рита Рейн. Оказалось, их наняли Фрэнк и Джессика. С одной утилитарной целью — попугать меня, пощекотать мне нервы. Но Рита все-таки приложила к этому делу свою смуглую худую руку. Фрэнк, работая у Люция, познакомился с Ритой Рейн и Бахытом Худойбердыевым, друзьями погибшей Любы, втерся к ним в доверие, а хитрая Джессика, корчившая перед Ритой и Бахытом невинную маленькую Джульетту, влюбленную в своего черного Ромео, потихоньку выспрашивала Риту при встрече все о настоящей Любе — до тех пор, пока сама не сказала Рите, кто такая «знаменитая Башкирцева», блестя от возбуждения глазами, закусив пухлую губку. Рита взорвалась: «Так! Я сама догадывалась! Я знала!» Фрэнк подлил масла в огонь, рассказав про Тюльпан и про алмазы внутри него. Негр и не подозревал, что Бахыт Худайбердыев был свидетелем священнодействия — изготовления Тюльпана в Нью-Йорке стариком Цырендоржи. Рита процедила: «Эта сучка на кого-то работает. Так просто она не стала погибшей Любой. Узнайте, ребята, на кого». У Фрэнка были деньги. На пару штук баксов он нанял «пугальщиков». Джессика дала команду: «Начните с малого, там видно будет». Меня тогда, в подвале, могли здорово покалечить.

Евгения Лисовского, Любиного мужа, главу концерна «Драгинвестметалл», убили люди Григория Зубрика при содействии Бахыта и Риты Рейн. Рита хотела вернуть деньги, лежавшие на счетах Евгения, и заодно отомстить ему: как он посмел бросить ее и уйти к «этой кошке»! Зубрик преследовал цель — хитроумным способом перекачать капиталы Лисовского на свои счета. Когда Зубрик узнал о Тюльпане, он сделал стойку. Однако он не стал пороть горячку. Его девизом было: не делать резких движений.

А когда, благодаря шпионившей Джессике, — Господи, как ей удавалось за мной следить, ну да, я и внимания не обращала, кто там трясется и изгаляется сзади меня, за моей спиной, на бэк-вокале, какие-то темные мальчики, смуглые девочки, латиносы, ниггеры, мулаты, черт разберет, понабрал Беловолк всякой цветноты мне в подмогу!.. — стало ясно, что злосчастный Тюльпан, который она выронила из только что убившей мать руки там, в Раменках, потому что я, голая, проснулась, зашевелилась в скомканных простынях и открыла глаза, и девчонке надо было срочно ретироваться, — когда она узнала, что Тюльпан подобрала я, взяла я, узурпаторша и парвенюга, и теперь драгоценный железный цветок у меня, самозванки, — тут-то все пятеро и взвились. Рита мстила мне потому, что я играла роль жены ее убитого бывшего ненавистного мужа, и играла успешно — на виду у всей страны. Бахыт и Зубрик хотели скорей заполучить Тюльпан, выковырять из него алмазы и поделить их, ибо их клич был один на всю жизнь: «Крадите и делитесь». Я была владелицей Тюльпана, и меня надо было, разумеется, убрать, но убрать осторожно, — я же все-таки была знаменитой Любой Башкирцевой. Ну, а Фрэнк и Джессика хотели каждый своего: Фрэнк — обогащения, Джессика — денег и мести. Мести мне, как бы укравшей у нее смерть матери, как бы присвоившей ее жизнь, а значит, ее машины и шубы, ее счета и брильянты, как бы отнявшей у нее ее право на наследство и газетную «безутешность» «нашедшейся дочери». И месть заслонила для Джессики все. Даже деньги. Она уже хотела не денег. Она уже хотела моей крови.