Книга Горячие ветры Севера. Книга 3. Закатный ураган - Владислав Русанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Барон Дорг, – весьма неприветливо бросил воин с рыбой на щите, осаживая коня. – Вы кто такие будете?
Я откашлялся, поклонился, не слезая с седла. Барон-то ты барон, да мне приходилось с королями и самим императором общаться. На испуг не возьмешь.
– Я ученый из Вальоны. Рудознатец. Приглашен Экхардом. А это – моя свита.
Дорг недоверчиво оглядел нас:
– Озерники?
– Не все. Девочка – арданка. А мы – из Приозерной империи.
– Слыхал я про вашего брата, озерника. В подпевалах у Валлана ходит.
Уж не про Квартула ли он? Ладно. Наше дело – сторона.
– Не имею представления, о чем ты, барон Дорг.
– Точно? И чародейству не обучен?
Пожав плечами, я позволил себе улыбнуться:
– Подумай, коли был бы я чародей, да еще на стороне… А скажи-ка, барон Дорг, сами вы на чьей стороне будете?
Застывшие за его спиной дружинники с арбалетами наперевес – видно, ожидали подвоха от озерника-колдуна – переглянулись и захохотали. Дорг рыкнул на них, призывая к порядку. Отчеканил:
– Точно ты нездешний, раз не узнал серебряную стрелу маркграфа Торкена.
И тут меня осенило! Я же слышал это имя. Барон Дорг. Он поднимал рыцарей Восточной марки против Валлана. И все-таки нужна осторожность.
– Стрелу-то мы узнали, – сказал я. – Мы не знаем, чьей стороны придерживается маркграф Торкен.
Дружинники возмущенно загудели. Хвала Сущему, никто не попытался кулаком смывать оскорбление со светлого имени маркграфа, произнесенное поганым языком чужестранца-южанина.
– Все бароны Восточной марки выступили против самозванцев. Селина и Валлан не могут править страной. Кейлин – законный наследник престола и истинный король, – гордо задрав подбородок, проговорил Дорг.
– В таком случае нам по пути? – осторожно поинтересовался я. – Экхард поддерживает возвращение Кейлина на престол, – как бы то ни было, а осторожность превыше всего. Не буду выдавать нашу истинную цель до конца.
Барон подумал и милостиво кивнул:
– Пристраивайтесь позади обоза. Лемак, последи!
На дороге как раз показалась вереница груженых саней с бородатыми, закутанными по самые глаза мужиками-возницами.
Иллирий попытался что-то сказать, но зашелся в приступе кашля и упал лицом в гриву коня.
– Совсем плохо, да? – с неожиданным участием проговорил оставленный с нами дружинник – крепкий парень с хитрыми глазами и вздернутым носом. – Север, он такой. Непривычного сожрет. Зря вы…
– Ничего, мы привыкнем, – прокашлялся телохранитель.
– Ну-ну, – ухмыльнулся Лемак. – Вижу, у вас борода привычный к морозу. А, борода?
Я кивнул.
– Небось не первый раз в наших краях?
– Не первый.
– Говорить не любишь, или я тебе не ко двору, – нахмурился дружинник.
– Не серчай, – успокоил его Иллирий. – Его зовут Молчуном. Вот он молчун и есть.
– Молчун, Молчун, – Лемак полез пятерней в макушку, сдвигая подшлемник на затылок. – Чой-то я слыхал про одного Молчуна… Тока он крутой мужик… Колдун, каких мало. Половину замка в Фан-Белле разнес по камушку. А ты…
Он скептически оглядел меня. Что ж, видно, не похож я на могучего чародея. «Крутого мужика», по словам Лемака.
– Не печалься, воин, – я пожал плечами. – Может, еще встретишься с великим чародеем. Вон, у Валлана говорят есть один.
– Сам с ним встречайся, – хмыкнул дружинник. И замолчал. Может, обиделся?
Дальше мы рысили и рысили. Беседа как сразу не заладилась, так и не пошла дальше.
Тени от деревьев удлинялись. Перечеркивали дорогу слева направо. От нечего делать я стал загадывать – наступит конь на тень, не скоро еще Сотника увижу, не наступит… Конь, как назло, только и делал, что топтался по теням. Как нарочно. Ладно, ничего. Рано или поздно, а встретимся. Как у него там с Бейоной? Разбежались окончательно или память о старой дружбе еще, возможно, вызовет более серьезные чувства? От мыслей о пригорянах я как-то незаметно перешел к себе. Неужели Бейона права? А даже если и так? Все равно не пара мы. Я старше на двадцать лет, а Гелка совсем еще ребенок. Не так давно пятнадцатую весну встретила. Что может нас соединить?
– Эй, Молчун, стой! – окликнул меня Иллирий. – Там что-то случилось впереди…
Точно. По колонне пронеслась команда «Шагом!». Возницы натянули вожжи. Флажки на копьях показали, что рыцари сгрудились. Потом послышался слитный гул, вначале нечленораздельный…
– Что они кричат? – встрепенулась Гелка.
– Погоди-ка, белочка… – я привстал на стременах.
Да. Так и есть. Не ошибся с первого раза.
Бароны, рыцари и дружинники горланили, перекрикивая друг друга:
– Кейлин! Кейлин! Слава королю! Огонь! Огонь Небесный! Слава королю!!! Кейлин!!!
– Неужели?! – вскинулась Гелка. – Сотник?
– Все может быть, белочка, – осторожно ответил я. Кто же знает? Остается только надеяться.
Крик приближался, подобно накатывающейся на песчаный пляж волне. Силился. Возносились к небу флажки.
И тут я их увидел.
Четверо всадников мчались вдоль колонны.
Вот уж никогда мне не научиться так сидеть в седле. В первый раз в жизни позавидовал, что раньше не учился верхом ездить.
Впереди, на темно-гнедом коне, скакал Кейлин…
Я сказал – «мчались», но это неверно. Бег коней был плавен и упруг. Шеи согнуты. То, что Сотник назвал мудреным словом «сбор».
Принца Трегетрена я узнал с трудом. Борода ровно подстрижена, волосы расчесаны и удерживаются, чтоб ветер не трепал, серебряным обручем. Темно-синий плащ вьется за плечами. В поднятой руке Кейлин держал длинный меч– тот самый полутораручник, с которым я видел его в схватке у «Каменной курочки», да и при штурме Фан-Белла тоже.
Рядом с ним, отстав не более чем на ладонь, галопировал маркграф Торкен. Черные брови сведены к переносице. Стрела на груди шевелится под набегающим ветерком так, словно летит в цель.
А позади него, держа рыжего и каракового скакунов ноздря в ноздрю, скакали Вейте – раскрасневшаяся, улыбающаяся, рыжевато-русая прядь выбилась из-под легкого шлема с посеребренной бармицей – и весь затянутый в черную кожу Глан – туча тучей, черная повязка перечеркивала лицо, закрывая левый глаз, а правый метал молнии. Неужели что-то пошло не так и он рассердился?
– Сотник! – не выдержала Гелка. Крикнула и сама испугалась, зажала рот ладошкой.
Но нас уже заметили.
Кейлин так резко развернул коня, что Иллирий охнул, опасаясь за целость губ несчастного животного.