Книга Шаг в аномалию - Дмитрий Хван

— …Ну что, рассказывай, Тимофей, как ты семью Петра Ивановича вызволил. Знаю, ты уже успел раз двадцать эту историю рассказать, уважь, пожалуйста, и мне расскажи ещё раз, — улыбался Соколов.

По кружкам был разлит горячий смородиновый напиток с мёдом — ангарские поселенцы постарались, сумели на второй сезон устроить пасеки на приангарских лугах, неподалёку от посевов гречихи.

— Да уж, немало пришлось рассказывать, — ответил улыбкой на улыбку Тимофей.

— И про крепость расскажи — велик ли Енисейск, стены крепки ли да много ли башен, есть ли пушки?

— Скажем, крепостица немалая, токмо супротив нашей удинской не попрёт. На острове твердыня покрепче будет — и камнем обложенная, и стены из кирпича. Посад в Енисейске малый, с дюжину дворов, наверное, будет. Стены высоки, да токмо частокол там, по стене оборону держати немочно. Башни по углам стоят, пушки, бают, две есть, да немощные супротив наших, что я видал, так, пушчонки.

— Ты наши ещё не видал, ты видел заготовки — черновую работу, а мы уже полдюжины пушек сработали, да ещё столько же в работе, — с гордостью сказал Соколов.

— Казаков служивых да стрельцов, бают, до двух с половиною сотен будет, да токмо сейчас в Енисейске их полста душ. Посадского люда менее сотни, огородничество учиняют. А лошадей недавно прикупили у канского князца. — Соколов внимательно слушал, качал головой, поглаживал бороду, изредка что-то записывая с свой блокнот. — Ну вот, а когда мы по Енисею подходили к острогу, то тут я на своём коче вперёд ушёл да чуть выше Енисейска стал. И бережком к острогу пошёл с Никитой, да там на мужичков наткнулись, что рыбу удили, посадских стало быть. Я к ним — так, мол, и так, с Архангельска мы, вот родичей хотим повидать, да в острог боязно идти, бо не желаем на людях красоваться.

— А они что, поверили? — удивился Вячеслав.

— Они-то сразу смекнули, что дело нечисто. Но я им посулил горсть корелок[1]за то, чтобы один из них привёл ко мне человечка с острога.

— А ежели бы он стрельцов привёл?! — воскликнул Вячеслав.

— Это я тоже обмыслил. Мы с Никитой и вторым мужиком заховались в кустах супротив дорожки, коя из острога к реке вела, а Никитка у бока мужика ещё и нож держал, коли тот орать учнёт. Думаю, ежели стрельцов увижу — мужика порешим и лесом бежать до коча будем. Так вот, гляжу, а по дорожке Бекетова жёнка бежит! А за нею — тот мужичонка, не выдал, значит. Ну, я из кустов-то вышел, кричу: Наталья Лексевна, мол, я от мужа вашего. А она как вцепится в меня, чуть кафтан не порвала — где он, мол, да жив-здоров ли. Ну, я ей всё и обсказал, как есть. Токмо от этого и успокоилась, в острог умчалась, а через часок, гляжу, уже с дитями идёт, как бы на прогулку вышли. Потом и дворня её пришла — четыре девки да старикашка.

— Ты молодец! А как мимо Енисейска прошли, мирно ли?

— Сызнова, как в позапрошлом годе, из пушки учинили стрельбу, дабы мы к острожному берегу пристали. Даже струг за нами увязался, но отстал вскорости. Думаю, на следующий раз встретят нас крепко, надобно будет ночью идти, да зело сие опасно — островки там и мели во множестве.

— А надо будет, в следующий раз будут польские полонянники, а затем прекратим кочи гонять. Если Шеин…

— Воевода, что в ляшском плену был после смоленской обороны? — округлил глаза Кузьмин.

— Он самый, — кивнул Соколов. — Так вот, если он уговор наш выполнит, то на Белом море будет до двух сотен ляхов.

— А на кой ляд нам тут ляхи? — опять удивился Тимофей.

— А пускай работают, да и конкуренцию надо создать…

— Чего создать? — не понял юноша.

— Короче, чтобы наши переселенцы не думали, что они будут вправе ставить нам какие-либо условия в будущем. Чтобы знали, что они не единственные, — с твёрдостью сказал Соколов, пристукнув ладонью по поверхности стола.

— А, я понял, — закивал Тимофей. — Вячеслав Андреевич, а ежели они свою латинскую церкву тут поставят? А ведь где латинские церквы, там и папёжники румские появятся.

— Нет, костёлов не будет. Но я ещё подумаю, как это лучше обставить.

Глава 15

Лагерь русской армии близ стен Смоленска

Начало марта 7141 (1633)

Окольничий Артём Измайлов, ставший воеводой в войске командующего армией Михаила Борисовича Шеина вместо сказавшегося больным князя Дмитрия Пожарского, был зол. Очень зол. Он давно заметил непонятную нерешительность воеводы, крайне медленное продвижение русских войск, всяческие задержки: сначала в Можайске, потом медленное движение до Вязьмы, занявшее аж целых две недели. Притом что ведавший до этого Пушкарским приказом воевода не обеспечил войска осадными орудиями, в обозе тащились лишь лёгкие пушки, которые и сейчас не причиняют ровно никакого вреда крепостным стенам древнего русского города, захваченного зловредными ляхами, ярыми противниками Московского государства и православной веры. После Вязьмы войска простояли ещё несколько недель в Дорогобуже, несмотря на настойчивые требования Артёма Васильевича идти немедля под Смоленск. По данным, приходившим в лагерь, поляки уже усилили тысячный гарнизон Смоленска и заделали и укрепили провалы в стенах городской крепости.

Измайлов не находил себе места. Чёрт побери! Путь в три с лишним сотни вёрст был пройден за четыре с лишком месяца. Не иначе Шеин после польского плена измену хранит в своём сердце, всё чаще приходили подобные мыслишки окольничему.

А этот армейский голова готовил русские войска к походу, возможно, что-то тут не чисто. После очередного крепкого разговора в шатре Михаила Борисовича Измайлов вышел раскрасневшимся, виданное ли дело! На справедливые упрёки Измайлова и дельные советы он лишь повышал на него голос и хватался за эфес сабли. Известно, что в крепости от плохой воды начали умирать защитники, а настроения близки к упадническим. Последняя надежда осаждённых — это пятитысячный отряд под командованием Гонсевского и Радзивилла, что стоял неподалёку от крепости, но воевода Шеин словно не замечал его, хотя раздавить этот отряд можно было лишь частью русской армии, в которой уже начинали роптать немецкие наёмники. Процедив в сердцах бранные слова, Измайлов немного прошёлся, с удовольствием вдыхая свежий ветерок после спёртого и пропахшего вином воздуха шатра воеводы. Навстречу ему двое солдат вели паренька лет двенадцати, интересно, в чём дело?

— Из града малец сей? — обратился Измайлов к воинам.

— Нет, ваша милость. К лагерю мальчонка с востока подошёл, бает, письмо у него к воеводе имеется.

— Письмо? Добро, я только с любезным воеводой разговаривал, что же, сам отведу его к Михаилу Борисовичу. Свободны, братцы. — Измайлов в знак благодарности протянул воинам по монетке.