Книга Цирк уродов - Джек Блэксмит

— Алхимик продолжает опыты здесь, в Чикаго, — сказал Алекс. — Он похищает людей, чтобы испытывать на них свой новый препарат.

Либерман весь подался вперед и спросил:

— Как далеко он продвинулся в своих исследованиях? — Ученый всегда остается ученым.

— Чересчур далеко.

В деле оставалось еще немало неясных моментов, и Алекс решил выжать Либермана досуха.

— Скажите, профессор, можно ли мгновенно ввести человека в состояние транса для последующего гипноза? Недавно я разговаривал с одним гипнологом, он утверждает, что это невозможно.

— Я бы согласился с вашим гипнологом, если бы не знал Генриха. У него особые способности. Генрих с детства обладал очень сильным биополем. Уже во Вьетнаме он проявил себя мощным гипнотизером. В его-то годы! Скорее всего, это у него врожденное. Генрих мог заставить человека сделать что угодно помимо его воли. Даже без всякой химии. А если делал укол…

— Кстати, — перебил его Алекс, — как можно подобраться к человеку со шприцем и сделать укол незаметно?

Этот вопрос интересовал Алекса не меньше остальных. Каким образом Алхимик смог сделать инъекцию осторожному и подозрительному Анджею?

— Генрих может обойтись без шприца. Он ему не нужен, — загадочно улыбнулся Либерман.

— Как это?

— Вы слышали о кардинале Родриго Борджиа?

— Очень смутно, — признался Алекс. — При чем здесь он?

— У этого итальянского кардинала пятнадцатого века, впрочем, как у многих отравителей эпохи Возрождения, был перстень, сделанный на заказ. В середине он был полый, а с одной его стороны был сделан маленький шип. Предназначался перстень для хранения яда. Следовало всего лишь обменяться с жертвой рукопожатием, и яд через маленький шип попадал в кровь жертвы. Ни о чем не подозревающая жертва вскоре умирала.

Алекс ошарашенно молчал. Господи, какой старый трюк. Давно забытый, но оттого не менее действенный.

— Генрих хотел сделать себе такой же. Только не для яда, а для своего препарата. Думаю, что он в итоге заказал этот перстень. Ничего сложного в его изготовлении нет. Так, благодаря обычному рукопожатию, можно почти моментально парализовать волю любого человека. А потом, с помощью гипнотического внушения, запрограммировать его.

— Понятно. — Агент закашлялся. В комнате уже было порядком накурено. — Спасибо за информацию.

Неожиданно у него зазвонил мобильный телефон.

— Алло?

— Это Уиллард.

— Да, Капитан. — Алекс едва сдержался, чтобы не назвать собеседника Хиксом. — Слушаю вас.

— Я нашел его, — голос бывшего спецназовца дрожал от возбуждения. — Я нашел этого ублюдка!

— Как?!

— Я следил за «санитарами». Прослушал их переговоры. Они готовятся взять Алхимика завтра вечером.

— Где?

— В больнице. Приезжайте ко мне. Мы должны опередить разведку.

— В какой больнице?

— Расскажу по дороге.

— Говорите свой адрес, — сдался Алекс.

— Кто в больнице? — спросил профессор, когда Алекс закончил разговор.

— Неважно. — Похоже, информация Либермана ему уже не пригодится. Разве что послужит дополнительной уликой при обвинении Генриха Вульфа. — Спасибо, профессор. Вы мне очень помогли, — поднялся Алекс.

— Подождите, — остановил его Либерман. — Вы спрашивали об особых приметах Алхимика.

— Да?

— Была у него одна особенность. Правда, она не связана с внешностью, так что не знаю, поможет ли это вам.

— Говорите.

— Генрих очень любил классическую музыку немецких композиторов. По радио в нашем военном городке всегда звучал Бетховен, Моцарт или Вагнер. А когда Генрих занимался опытами в своей лаборатории или проводил внушение солдатам, звучание музыки всегда было обязательным компонентом этого процесса. Наверняка это ему передалось от отца. Нацисты были буквально помешаны на музыке и пытках.

Профессор включил свое кресло и выехал из-за стола. Подъехав к окну, он распахнул шторы и раскрыл створки окна. В комнату ворвался холодный ветер. Табачный дым закружился в зловещем танце. Сизые завихрения напоминали щупальца призрачного осьминога.

— Действительно, — сказал Алекс, — интересное наблюдение. Значит, мне предстоит опасаться человека с перстнем на правой руке, который любит слушать классическую музыку.

— Вы знаете, у меня есть одно предположение… — Либерман внезапно замолчал и, уставившись в окно, удивленно поднял брови: — Эй! Что вы там делаете?

Алекс почувствовал беспокойство. Внутри красным светом замигал предупреждающий сигнал. ОПАСНОСТЬ!

— Отойдите от окна! — крикнул он, бросаясь к профессору.

Голова Либермана резко дернулась назад, и над правым глазом появилось небольшое входное отверстие. Выходное отверстие получилось гораздо больше. Кровавые ошметки, вылетевшие через затылок, забрызгали стену и стол.

Алекс упал на пол и откатился к стене.

Глава 5

Снятие заклятия

Дотянувшись рукой до выключателя, Алекс погрузил комнату в спасительную темноту. Достал пистолет. Дверь в кабинет открылась, пропустив полоску света.

— Что здесь происходит? — возмущенно спросила женщина.

Она предприняла попытку включить свет, но Алекс сбил ее с ног и, прижав к полу, закрыл рот рукой.

— Тихо!

Она испуганно задергалась, пытаясь высвободиться.

— Тихо, я говорю! Снаружи человек. Он убил профессора.

Женщина затихла, в ужасе выпучив глаза. Алекс направил оружие в сторону окна. Ну, давай, где же ты прячешься, сука?

Мари неожиданно рванулась и вскочила на ноги. В женщину тут же ударила пуля. Тело швырнуло к стене. Алекс понял, что оружие убийцы снабжено не только глушителем, но и прибором ночного видения. Это конец.

На улице взревел мотор. Завизжали, стираясь об асфальт, резиновые покрышки. Убийца уехал, не предприняв попытки добраться до Алекса. Либермана, который мог навести на след Алхимика, снайпер все равно решил убрать. Близкую к нему домработницу тоже.

Но почему он не выстрелил в него? Снайпер не уверен, что дневник при Алексе? Странный убийца. Но еще больше Алекса волновал другой вопрос. Как снайпер его нашел? Ведь никто не знал, что он будет у Либермана.

Никто, кроме сержанта Хикса.

Хикс снимал квартиру в бедном районе Чикаго поблизости от Даунтауна. Серый двадцатиэтажный дом зиял провалами разбитых окон.

Алекс осторожно поднялся по ступеням на третий этаж. Длинный грязный коридор без окон освещался единственной лампочкой, которая в одиночестве умирала под потолком. В воздухе висел застоявшийся запах мочи и горелой еды. Где-то ругались на испанском. Гавкнула и затихла собака.