Книга Явление зверя - Татьяна Енина

— А она, значит, не предаст?

— Не предаст. Она меня любит. И вообще — она не из тех, кто предает… Она абсолютно надежна. До поры до времени, конечно. Пока верит мне и верит в то, что это необходимо во имя высокой справедливости — убивать тех, кого я укажу. Когда она разуверится во мне… А когда-нибудь такое случится… Тогда она, конечно, станет опасна. Опаснее, чем обычный наемник. Она не станет продавать меня конкурентам. Она меня сама убьет. Но я думаю, что успею почувствовать изменение в ее отношении раньше, чем она решится…

— И тогда — ты устранишь ее? — почти с восхищением спросил я.

— Устраню. Хотя это будет очень и очень жаль… Она ведь прелестное создание! Такое чистое и искреннее. Тургеневская девушка. Я думал, таких теперь вовсе нет на свете. Ее дед оказал мне большую услугу, воспитав ее такой. Знаешь, именно из самых чистых и искренних людей получаются самые жестокие и бескомпромиссные фанатики. Достаточно убедить их в чем-то… Ты слышал про инквизицию?

— Я учился в школе.

— Ну да, конечно… Так вот: Торквемада был очень порядочным человеком. И те, кто создавал орден доминиканцев — псов Господних — и инквизицию как карательную машину церкви… Они тоже были очень чистыми и честными. Они искренне хотели воевать с сатанизмом, язычеством и ересью. Думаю, хоть ты и учился в школе, у тебя не столь однобокий взгляд на события и ты понимаешь, что адепты Сатаны, черное колдовство и все страшные, кровавые культы, которыми церковники пугали паству, — вовсе не их измышления, а самая что ни на есть печальная реальность. Такие люди, как Софья, создали инквизицию, разожгли первый костер и отправили в пыточный подвал первую женщину, заподозренную в колдовстве. Но их чистой верой и бескомпромиссностью воспользовались другие. Такие, как король Фердинанд, понимавший, что лучше охотиться за маврами и евреями — из них можно вытрясти больше денег, чем из колдунов. Именно он переориентировал инквизиторов на другую добычу. А потом пришли те, кто мог выполнять бесчестную работу без малейших зазрений совести. И теперь инквизицию проклинают во всем мире, а католическая церковь считает ее самой большой своей ошибкой. Забавно, правда?

— Ты хочешь сделать из Софьи инквизитора? — Меня несколько удивило такое сравнение.

На миг я даже представил себе эту женщину в кардинальской мантии и красной шапочке… Или инквизиторы одеваются иначе? У меня почему-то всегда ассоциировались инквизиция — и красный цвет. Цвет крови и огня.

— А мне не нужно ничего делать, — улыбнулся Кривой. — Она уже — такая. На самом деле она не хочет ни любить, ни растить детей и денег не хочет — ну, ничего ей не надо, что обычно бабы хотят. Софья хочет одного: бороться за справедливость. Ну, так я предоставлю ей такую возможность! И она будет меня просто обожать. Главное — дать женщине то, что она хочет.

— А этот… Шереметьев?

— Он — пустое место. Он мне не помеха, — надменно заявил Кривой.

— Ну… Все-таки муж, — пожал плечами я, хотя в душе был согласен: Шереметьев действительно пустое место.

— Я хотел жениться на ней, — вздохнул Кривой. — Тогда мне не нужно было бы придумывать бесконечные поводы для свершения справедливости. Она просто защищала бы меня… Потому что она из тех людей, кто защищает все свое до последнего вздоха. К тому же свою собственную жену легче устранить, чем чужую.

— А зачем… Если она… До последнего вздоха?

— Все равно рано или поздно она поняла бы, что я ее обманываю и никакой справедливостью тут не пахнет, — а пахнет только деньгами. Причем — большими. Деньги она презирает, считает воплощением мирового зла. Сама она, возможно, этого не осознает… Но я-то старый, я вижу ее насквозь. Когда-нибудь она все равно захотела бы меня убить. Если бы я был ее мужем, если бы у нас родились дети, — тогда это случилось бы позже.

— Ты говорил ей, что хочешь жениться?

— Она отказалась. Сказала, что ее покойный Дедушка не одобрил бы такого выбора. Ведь я — бандит! О том, что ее ненаглядный Шереметьев — гомик, она, видимо, не знает.

— А ты ей скажи.

— Не поможет. Он хоть и гомик, но честный человек. А я — все равно останусь бандитом в ее глазах. К тому же — невыгодно. Может, она его и бросит, но и со мной не сойдется. А так — хоть жить по соседству будем.

Этот случайный разговор порадовал меня и успокоил. В целом — успокоил. Мне не понравилось упоминание об инквизиции и инквизиторах… как-то резануло по сердцу… острой холодной сталью. Ну да ладно, наша девочка к псам Господним отношения имеет мало, она вообще атеистка, скорее ее можно назвать Псом Кривого. До поры до времени, как сам он признался, до того, как поймет, что происходит на самом деле. Но тогда Кривой ее просто уберет. Он сможет сделать это чисто, легко и красиво. Как всегда.

И я наконец могу вернуться к своим делам… К своим детишкам, которые уже, вероятно, соскучились и заждались… Смогу, наконец, сводить их в пещеру, что давно пора уже сделать… Тем более, они так этого хотят…

С мальчиками — Ромой и Антоном — получилось все едва ли не проще, чем с девочками. Мальчикам очень нравилось убивать.

Им нравилось быть сильными и жестокими, им нравилось, когда их боялись, им нравилась власть. Власть над слабым, беззащитным и зависимым, возможность миловать и карать.

И они ничуть не меньше девочек хотели, чтобы их вели — к темному, сладкому, запретному.

Детишкам так нравился весь этот антураж — перевернутые пентаграммы, черные свечи, осквернение икон, — и веселые оргии в водочных парах и дыму марихуаны.

Детишки уже отлупили одну из девочек, бывшую свою подружку, Юлю, когда та отказалась вступить в их «тайный орден». Они даже попросили у меня позволения ее убить, но не получили его.

У Юли отец какая-то шишка в ФСБ, он на уши поставит всю Петровку, случись что с его деточкой. Поэтому: будет Юля молчать — пусть живет, а даже если и проболтается кому — меня она не знает… Да ничего она не знает, кроме того, что у ее одноклассников появилась новая игра!

По подземельям они шли притихшие и торжественные. Я обещал им показать ворота в Ад и представить Властелину.

Детишки были одеты в черные балахоны с капюшонами, старательно сшитые рукодельницей Олей из совместно украденного в школе черного бархатного театрального занавеса. В руках они несли зажженные свечи, бережно охраняя огоньки от сквозняков. Их глазки светились восторгом и предвкушением, они действительно верили, что сегодня с ними произойдет что-то сверхъестественное или, по крайней мере, необычное.

Огромная пещера, расположенная под самым центром родного города, потрясла их воображение. Я освещал фонариком осклизлые стены, высокий каменный потолок, бесконечную темную пустоту.

— Какая огромная! — прошептала Алена. — Неужели про нее никто не знает?

— Дурочка, — хмыкнул Рома. — Это же тайное место. Сюда непосвященные просто дорогу найти не смогут.

— И что там, наверху, — метро?