Книга Человек звезды - Александр Проханов

Они проехали по городу, где было малолюдно. Жители, испуганные беспорядками, укрылись по домам. Подъехали к зданию супермаркета, в котором уже светились витрины и горела красная неоновая вывеска. Здесь когда-то размещались научные лаборатории, где ученые стремились разгадать мировые тайны. Теперь же царила торговля, люди тратили деньги, окружая себя множеством привезенных из-за границы предметов.

Вышли из машины. Садовников нес Николу, Вера поспевала следом.

В супермаркете почти не было покупателей. Тележки для продуктов стояли пустые. У касс скучали продавцы.

Они прошли вдоль полок с товарами. Сквозь заднюю дверь проникли в помещение склада, уставленное ящиками, товарами в упаковках. Протискивались сквозь мотоциклы, велосипеды, спортивные принадлежности, ворохи плюшевых игрушек. Остановились у глухой шершавой стены. Садовников достал маленький пульт, нажал кнопку. На пульте замигала красная ягодка. Стена бесшумно отодвинулась. И в этот момент сокровенная тайна, что таилась в коконе его разума, драгоценно и лучисто сверкнула и вырвалась на свободу. Как бирюзовая звезда, скользнула в открывшийся проем. Они вошли в просторное, мягко освещенное помещение, посреди которого стояло изделие восхитительной красоты и гармонии. Оно было похоже на дельфина с плавниками и заостренной головой, по которым струился бирюзовый свет. Изделие было прозрачным, и в нем переливались тихие радуги.

— Что это? — изумилась Вера.

— Звездолет, — ответил Садовников. — Он создан из материалов, в которых известные на Земле элементы озарены Фаворским светом и обладают свойствами нездешнего мира. Он движется со скоростью мысли, и его энергия — это энергия русской ноосферы, ее волшебных стихов и божественных молитв.

— Почему мы сюда пришли?

— Ты и Никола Угодник сядете сейчас в звездолет и улетите к звезде 114 Лео. Вы оповестите моих друзей, что здесь, на Земле, все готово к их возвращению. Русские праведники претерпели до конца невыносимые муки и одержали Победу. И людям Звезды нужно спешить на Землю, чтобы начать преображение России.

— И ты полетишь вместе с нами?

— Я останусь здесь, и буду ждать вашего возвращения.

— Неужели нам придется расстаться?

— Совсем ненадолго, поверь. Однажды на утренней заре я увижу, как в золотых тучах, среди лучей, возникнет сверкание. Ослепительные, в зеркальном блеске, появятся звездолеты, и на одном из них ты, моя ненаглядная.

— Мне больно.

— Я люблю тебя.

Садовников открыл прозрачный фонарь звездолета, помог Николе занять командирское кресло. Вера уселась сзади. Закрыв прозрачный колпак, он видел ее разноцветное платье, темные волосы и губы, которые что-то шептали. Он угадал слова: «Я люблю тебя».

В систему навигации были введены координаты голубой звезды 114 Лео. Электронная карта маршрута содержала цифровой код стихотворения Лермонтова: «По небу полуночи ангел летел».

Садовников видел, как расходится задняя стена ангара и становится виден травяной луг и озаренные последним солнцем купола далекого храма. В соплах звездолета замерцало голубое пламя. Машина покатилась из ангара на луг. Садовников видел деревянную голову чудотворца, его воздетый меч и любимое, обращенное назад лицо Веры.

Полыхнуло бесцветным жаром, звездолет прянул, превратившись в искру, и исчез. На лугу, над которым он пролетел, расцвели алые маки.

Теперь звездолет летел в других мирах, и вокруг него вспыхивали и гасли светила, кружили кометы и луны, и Никола, строгий и истовый, вел корабль к чудесной звезде. «Люблю тебя» — донеслось до Садовникова из далеких миров.

Он оставил машину на площади, и устало брел по вечернему городу. Повсюду валялись разрубленные на куски красные человечки. На ступенях областной администрации он увидел лежащего араба. Тот был рассечен надвое страшным ударом меча от темени до крестца. На срезе была видна мягкая оболочка, пронизанная множеством проводков, разбитые электронные платы, шарниры и сочленения из нержавеющей стали.

Навстречу Садовникову попались идущие в обнимку местный поэт Семен Добрынин и незадачливый крестьянин Тверской губернии. Оба были изрядно пьяны. Семен Добрынин декламировал стих:

Я телом слаб, я красный человечек.

Я незлобивый и застенчивый кузнечик.

А ты, дитя задумчивой Твери,

В свою судьбу мне двери отвори.

Прошли и исчезли в темнеющем закоулке, где неохотно загорались желтые окна.

Глава двадцать девятая

Садовников медленно, завороженно отодвинулся от компьютера, и завершенный роман некоторое время дышал на него с млечного экрана, а потом стал удаляться вместе с последними героями, канувшими в темноту переулка, где загорались желтые окна. Роман всей своей громадной трепещущей жизнью стал уплывать, отлетать, оставляя в душе Садовникова туманную полость, где продолжали клубиться обрывки переживаний и образов, не успевших уместиться в роман. Роман удалялся, и связь с ним терялась, как теряется она с небесным телом, улетающим в другие миры, где оно обречено на забвение.

Садовников сидел в своем кабинете, среди книг, коробок с разноцветными бабочками, множеством фетишей, привезенных из заморских стран, в которых, среди войн и революций, протекли его годы. И по мере того как удалялся роман, и остывала жаркая, оставшаяся под сердцем полость, его охватывало болезненное недоумение, мучительная тревога и страх. Роман, который он писал полгода, погружаясь в него всем своим воображением, памятью и предчувствиями, — роман заслонял его от огромного горя, смерти жены. Эта смерть, как ошеломляющий, нежданный обвал, обрушилась на него, и он погибал среди необъяснимых состояний, в которых сгорала его душа. Беспомощный, среди слез и бессонниц, он погибал в этом горе. Роман был спасительной защитой, заслонял от разящей радиации, отклонял и гасил беспощадные лучи. И теперь, когда роман завершился и улетал, открывалась вокруг пустота. Садовников испуганно сжался, чувствуя, как снова поглощает его горе, непосильное переживание из боли и близких слез.

Он пошел по дому, двухэтажному коттеджу с выходом в сад, куда они с женой переехали из московской квартиры и жили последние десять лет, наслаждаясь близким лесом, прудом, березами и елками на небольшом участке. Дом без жены казался пустынным, просторным, и за каждой дверью, на каждой ступеньке присутствовала ее тень, множество связанных с ней предметов пугали его, звали, и он натыкался на них и вздрагивал, остро чувствуя, что теперь эти предметы существуют без жены и говорят о случившейся смерти.

Сорочье перо, черное, с зеленым отливом, которое она нашла на дороге и укрепила на стене в прихожей. Гуляя, она всегда возвращалась домой либо с маленьким букетом лесных цветов, либо с узорным камушком, либо с затейливым сучком. В ней жило суеверное, языческое стремление запечатлеть исчезнувшее мгновение, недаром ее любимым стихотворением Пушкина было: «Цветок засохший, безуханный, забытый в книге вижу я».