Книга Падчерица Синей Бороды - Нина Васина

Такого утреннего приветствия я не получала еще ни разу в жизни. Поэтому от неожиданности сразу же послала Аделаиду куда подальше, и это ее успокоило. По крайней мере, она закрыла рот.

На втором этаже была ванная комната для гостей. У одной стены – ванна, у другой – раковина и биде. Посередине между ними – на третьей стене – огромное зеркало от потолка до пола. Рассмотрев себя в позиции сбоку на унитазе, потом – на биде, я развеселилась, разделась и приняла душ, распевая гимн Боконону – «где мужчины храбрее акул!» и так далее, и корча в зеркало рожи.

В дверь постучали.

Я вышла из ванны мокрая и открыла.

Хозяйка.

– Что ты поешь? – спрашивает она, покачиваясь и внимательно разглядывая мой голый живот.

– Это песня всех последователей Боконона. Ее нужно петь, соединившись пятками, но я здесь совсем одна, поэтому…

– Пятками?..

Мы пошли к ней в спальню, и больше всего меня интересовало, будет ли там лежать на кровати Коржак, потому что я шла голая, а голая я шла, потому что была мокрая, а мокрая я была, потому что никто не указал мне, каким именно из шести полотенец можно вытираться. Но свою одежду я несла ворохом в руке и бросила этот ворох сразу же на ковер, как только обнаружила, что в спальне мы одни. Мы сели на кровать, расставили ноги и соединились пятками. Надо сказать, что такого единения душ, как это было с перевозчиком наркотиков в заднице, у меня не произошло – ноги Лены оказались ледяными, а выкрашенные ярким лаком длинные ногти на пальцах и забинтованная правая лодыжка отвлекали внимание и не давали отстраниться от действительности.

– Ничего не получается, – встала я.

– А мне понравилось. Сегодня будет кофе с лимоном и коньяком? Или ты предпочитаешь каждый день разбивать по одной чашке из любимого сервиза мужа? Там как раз осталось пять чашек. Можно потрогать твою грудь?

Она потрогала мою грудь, а я – ее, сквозь рубашку.

– Ты уже делала это с мальчиками? – спросила хозяйка.

– Нет.

– Боишься?

Кончиком указательного пальца Лена осторожно щекочет мой левый сосок, превращая его в замерзшую вишню.

– Нет, не боюсь, просто муторно становится, как представлю кого-нибудь из знакомых, – бормочу я, с трудом представляя, что делать дальше. Отбиваться? Ее щупать? Ну ладно, сама напросилась! – А у тебя на левой груди есть небольшое затвердение, – я изображаю в голосе озабоченность. – Не рожавшие женщины после тридцати должны раз в год показываться маммологу.

– Господи, ну что ты говоришь?.. – хозяйка упала в подушки и закрыла глаза. – Кофе хочу!

Я одеваюсь, руки дрожат, а где-то неподалеку, в снятом Пенелопой на две недели отапливаемом сарайчике наверняка исходит писком упаковка анальгина. Ничего, вывернулась из щекотливой ситуации на «четыре с минусом».

Внизу у лестницы в инвалидной коляске спит Милорд.

В кухне меня ждет целый таз картошки, свеклы, моркови, лука, огурцов… А это что такое?

– Это авокадо, просто вымой хорошенько. Кому это ты кофе варишь?

– Хозяйке. Она просила.

– Что, вот так, в семь утра пришла к тебе в комнату и попросила принести кофе? – Аделаида поражена. – Да она никогда не встает раньше одиннадцати!

– Не в комнату. В ванную.

Аделаида бросает нож и садится.

Я нарезала лимон, а когда отвинчивала пробку у коньячной бутылки, Аделаида резко вскочила и погрозила мне изуродованным артрозом пальцем:

– Я разврата в этом доме больше не потерплю! Она поклялась мне и мужу! Она не смеет!.. Мало ей узкоглазых мойщиков окон! Дай сюда, сама отнесу!

Я успела налить в чашку только одну столовую ложку коньяка. Вторую пришлось выпить самой, потому что разъяренная Аделаида утащила поднос.

Наливаю себе кофе, отпиливаю кусочек колбасы, утаскиваю из коробки две конфеты – все равно их, похоже, кроме Аделаиды, никто здесь не ест, – очищаю апельсин…

Бель! – пробила Бельлинда половину восьмого. На втором этаже слышен истерический крик Лены и звук разбитой чашки. Наливаю томатного сока в высокий бокал и бросаю туда три оливки. Вытянув ноги на батарею, наслаждаюсь завтраком, пока наверху рассерженный Коржак выясняет: кто разбудил его в такую рань (он, оказывается, бедняга, лег около пяти), кто шумит и бьет посуду, кто опять взял чашку из китайского сервиза, почему Аделаида носит кофе в постель его амебе-жене, если для этого он специально – по просьбе жены! – нанял хамоватую неуклюжую десятиклассницу?!

Сколько интересной информации к размышлению с самого утра…

Сначала – картошку. Итак, к столу здесь подают любимое вино корейца. Любимое вино корейца… Любимое вино корейца… Ладно, предположим, он гостил когда-то у директора Коржака и оставил на память коробочку-другую. Теперь – две луковицы. Что это значит – узкоглазые мойщики окон? Совершенно невероятно, чтобы Коржак, сидя за столом с корейцем и поглощая его вино, обращался с ним, как с мойщиком окон. И для кого? Для домработницы? «Не называй меня домработницей, – потребовала вчера Аделаида. – Я экономка». – «А что ты здесь экономишь, Аделаида?» – «Я экономлю время и деньги, то есть жизнь!» Морковь какая большая… Шесть больших морковин. Свекла. Так, стоп, свеклу, случается, варят, тогда ее не чистят. Отложим пока. Королева говорит, что в сложных ситуациях, чтобы потом не каяться и не обвинять себя за неправильное выстраданное решение, нужно подчиниться первому импульсу. Первым импульсом, когда я услышала про мойщиков окон, было запустить чем-нибудь тяжелым в окно. Почему? Потому что я сразу же после слова «разврат» представила моего отчима, занимающегося любовью с женой Коржака и заливающего своей кровью из раны на груди ее ночную сорочку, пока его законная жена хоронит труп неопознанного мужчины. Ну и бред. С другой стороны, Коржак сказал, что я нанята по просьбе жены.

– Аделаида! Свеклу чистить?

– Чистить! – кричит она из столовой.

Бельлинда бьет восемь раз.

– Поторопись, – заходит в кухню Аделаида. – Милорд ровно в восемь выходит на первую прогулку.

Завтракает супружеская чета в десять утра в разных комнатах. Аделаида пошла с подносом успокаивать Коржака, я – Лену.

– Он меня избил, – заявила Лена, увидев меня в дверях своей спальни. – Хлыстом.

– Это, должно быть, очень эротично, – замечаю я.

– Не веришь?

Лена задирает на спине рубашку. Грандиозно… Кровавые полосы с подтекающей сукровицей. И несколько старых заживших рубцов.

– Поменяй постель! – Лена сбрасывает рубашку и садится голой к столику с трюмо завтракать.

– В комнате пахнет потом, кровью и спермой.

– Откуда ты знаешь, как пахнет сперма? – улыбается Лена.

– Иногда сперму собирают с трупов для анализов. Если ее подогреть, она пахнет.