Книга Великое избaвление - Элизабет Джордж

– Я хотела, чтобы он любил меня. Он говорил, что любит меня, когда я… когда мы… «Папа любит делать это в ротик, Джилли». А потом мы молились. Мы все время молились. Я надеялась, Бог простит меня за то, что я вынудила мамочку уйти от нас, если только я сумею стать настоящей мамочкой для папы. Но Бог так и не простил меня. Бога нет.

Джонас уронил голову иа стол, обхватив себя обеими руками, и заплакал.

Джиллиан снова посмотрела на сестру. Роберта встретила ее взгляд. На ее лице так и не проступило осмысленное выражение, но раскачиваться она перестала.

– И я делала все это, Бобби, я не понимала, что это значит, я делала это, потому что мама уехала, а я хотела… я хотела, чтобы мамочка вернулась. Мне казалось, единственный способ вернуть маму – это самой стать мамой.

– И ты стала ей, когда тебе исполнилось шестнадцать? – тихо спросил доктор Сэмюэльс.

– Он пришел ко мне в комнату. Глубокой ночью. Он сказал, настала пора мне сделаться дочерью Лота по-настоящему, так, как написано в Библии, и он разделся.

– Раньше он никогда не раздевался?

– Он не снимал с себя всю одежду. Нет. Я думала, он хочет… то, что я обычно… но нет. Он раздвинул мне ноги и… «Ты… Папочка, я не могу дышать. Ты слишком тяжелый. Пожалуйста, не надо. Боюсь! Ой, больно, больно, больно!»

Ее муж вскочил на ноги, яростно отшвырнув от себя стул. Шатаясь, он подбежал к двери.

– Этого не было! Не было! – кричал он. – Не было! Ты – моя жена.

– Он закрыл мне ладонью рот. Он сказал: «Мы же не хотим разбудить Бобби, правда, лапонька? Папа любит тебя больше всех. Позволь папочке доказать тебе это, Джилли. Впусти в себя папочку. Как мама. Как настоящая мамочка». Мне было больно. Больно! Больно! Я возненавидела его.

– Нет! – еще раз выкрикнул Джонас и распахнул дверь. Она с грохотом ударилась о стену. Джонас бросился прочь.

Только теперь из глаз Джиллиан полились слезы.

– Я была пустой оболочкой, никем. Не все ли равно, что он делает со мной? Я стала такой, какой он хотел меня видеть. Он или кто другой – все равно. Вот как я жила. Вот как я жила, Джонас!

– Угождая всем? – спросил доктор.

– Людям нравится глядеться в зеркало. Он превратил меня в зеркало. Вот что он со мной сделал. Господи, я его ненавидела! Ненавидела! – Спрятав лицо в ладони, она зарыдала, не в силах совладать со скорбью, подавить рыдания, накапливавшиеся долгих одиннадцать лет. Все сидели неподвижно, прислушиваясь к ее всхлипываниям. Прошло несколько мучительных минут. Джиллиан подняла искаженное лицо и встретила взгляд сестры. – Не позволяй ему убивать тебя, Бобби! Не позволяй ему. Бога ради, скажи им всю правду!

Ответа не было. Глухое молчание. Мучительные рыдания Джиллиан. Роберта не шевелилась. Она казалось глухой.

– Я не могу больше выносить это, Томми, – прошептала леди Хелен. – Она прошла через все это – и напрасно.

Линли все еще смотрел сквозь стекло в соседнюю комнату. В висках у него стучала кровь, рот наполнился горечью, глаза словно огнем жгло. Попадись ему Уильям Тейс – попадись он живым ему в руки, – он бы его на куски разорвал. За всю жизнь Линли не испытывал подобной ярости, подобного отвращения. Пытка, которой подверглась Джиллиан, терзала и его самого, страдание передалось ему, словно болезнь.

Рыдания стихли. Женщина поднялась на ноги. Неровной походкой направилась к двери. Коснулась ручки, повернула ее, потянула на себя. Ее приезд оказался бесполезным. Все кончено.

– Он заставлял тебя маршировать голой, Джилли? – спросила Роберта.

16

Медленно, словно двигаясь под водой, Джиллиан повернулась на хриплый звук голоса сестры.

– Расскажи мне, – прошептала она, возвращаясь на свое место и придвигая стул поближе к Роберте.

Глаза Роберты, еле различимые среди складок жира, смотрели в лицо Джиллиан, но взгляд казался отсутствующим. Губы судорожно двигались, пальцы конвульсивно сжимались и разжимались.

– Музыка. Громкая. Он снимал с меня одежду, – Тут голос девушки изменился. Сладостный, медоточивый, вкрадчивый и отчетливо, до ужаса, мужской. «Детка, детка. Пора шагать, детка. Пора шагать для папы, детка». И тогда он… в его руке… «Смотри, что папа делает, когда ты маршируешь для него, сладкая детка».

– Я оставила тебе ключ, Бобби, – с трудом произнесла Джиллиан. – Той ночью он уснул в моей постели, а я пошла в его комнату и взяла ключ. Что случилось с этим ключом? Я оставила его тебе.

Роберта вздрогнула. В ней оживали давно подавленные страхи детства.

– Я не… я не знала. Я заперла дверь. Но ты не сказала, зачем это надо. Ты не сказала, что надо спрятать ключ.

– Боже! – горестно вздохнула Джиллиан. – Значит, ты заперла дверь на ночь, а днем оставила ключ в замочной скважине? Так было, Бобби?

Роберта прикрыла рукой, как щитом, свое влажное лицо. Не убирая руки, она кивнула. Все ее тело всколыхнулось немым рыданием.

– Я не знала.

– Он нашел ключ и забрал его.

– Он положил его к себе в шкаф. К остальным ключам. Оттуда я не могла его взять. «Не надо ключей, сладкая крошка. Сладкая крошка, маршируй для папочки».

– Когда ты маршировала?

– Днем, ночью. «Пойди сюда, сладкая крошка. Папочка поможет тебе шагать».

– Как?

Роберта уронила руку. Все лицо ее мелко дрожало. Пальцы безжалостно теребили, мяли нижнюю губу.

– Бобби, скажи как, – настаивала Джиллиан. – Скажи мне, что он делал.

– Я люблю папочку. Я люблю папочку.

– Не повторяй это. – Протянув руку, Джиллиан легонько встряхнула сестру. – Скажи мне, что он делал с тобой.

– Люблю. Люблю папочку.

– Не повторяй! Он был плохим! Роберта вздрогнула, как от удара.

– Нет, это я плохая!

– Почему?

– Я вынудила его… он не мог… он молился и молился, но не мог сдержаться, а тебя не было. «Джилли знала, что мне нужно. Джилли знала, как это делать для меня. От тебя никакого проку, крошка. Маршируй для папы. Шагай по папочке».

– Шагай по папочке? – Джиллиан задохнулась.

– Вверх и вниз, на одном месте. Вверх и вниз. «Так-то лучше, сладкая крошка. Папочка растет между твоими ножками».

– Бобби! Бобби! – Джиллиан, не выдержав, отвернулась. – Сколько тебе было лет?

– Восемь. «М-м-м, папочке нравится чувствовать это всем телом. Всем телом. Всем телом».

– Ты никому не говорила? Неужели никому?

– Мисс Фицалан. Я сказала ей. Она не… она не поняла.

– Она ничего не сделала? Не помогла?