Книга Жажда жизни. Повесть о Винсенте Ван Гоге - Ирвинг Стоун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он подружился с крестьянским семейством Де Гроот. Семья эта состояла из матери, отца, сына и двух дочерей; все они работали в поле. Подобно большинству брабантских крестьян, Де Гроотов с таким же правом можно было назвать «чернорожими», как и углекопов Боринажа. В лицах у них было что-то негритянское — широкие, открытые ноздри, сильно выдвинутые вперед носы и челюсти, большие выпуклые губы и длинные, угловатых очертаний уши. Лбы были покатые, головы маленькие, с острыми макушками. Они жили в хижине, где была всего одна комната с нишами для постелей. Посередине хижины стоял стол, пара стульев и какие-то ящики, с грубого бревенчатого потолка свисала лампа.
Де Грооты были едоками картофеля. За ужином они выпивали по чашке черного кофе и раз в неделю съедали по куску ветчины. Они сажали картофель, копали картофель и ели картофель: в картофеле заключалась вся их жизнь.
Стин Де Гроот была милая семнадцатилетняя девушка. Она носила широкий белый чепец и черную кофту с белым воротником. Винсент стал ходить к Де Гроотам каждый вечер. Они со Стин часто веселились от всей души.
— Ох, смотрите! — взвизгивала она. — Какая из меня получилась красивая дама! Смотрите, как меня рисуют! А не надеть ли для вас новый чепец, минхер?
— Не надо, Стин, ты очаровательна и так.
— Я — очаровательна!
И она заливалась звонким хохотом. У нее были большие веселые глаза и милое личико. Когда она, копая картофель, наклонялась, в ее фигуре Винсент находил больше истинной грации, чем даже у Кэй. Он понял, что, рисуя человеческую фигуру, главное — передать движение и что в рисунках старых мастеров есть большой недостаток — они статичны, люди там не показаны в труде. Он рисовал Де Гроотов в поле, в хижине за столом, когда они ели дымящийся картофель, и всегда Стин заглядывала через его плечо и шутила с ним. Иногда, в воскресный день, она надевала чистый чепец и белый воротничок и шла с ним погулять на пустоши. Иных развлечений у здешних крестьян не было.
— Любила вас Марго Бегеманн? — спросила она однажды.
— Да, любила.
— Тогда почему же она хотела покончить с собой?
— Потому что родные не позволили ей выйти за меня замуж.
— Она просто дура. Знаете, что я сделала бы на ее месте? Я не стала бы травиться, я бы вас любила!
Стин расхохоталась прямо ему в лицо и побежала к сосновому леску. Весь день они резвились и смеялись, бродя меж деревьев. Их не раз видели другие гуляющие парочки. Стин была хохотунья от природы: что бы ни говорил и ни делал Винсент, все вызывало у нее безудержные взрывы смеха. Она схватывалась бороться с ним и всячески норовила свалить его наземь. Когда ей не нравились рисунки, которые он делал у нее в доме, она обливала их кофе или кидала в огонь. Она стала часто ходить к Винсенту в мастерскую, и после ее ухода все вещи в комнате валялись в невообразимом беспорядке.
Так прошло лето и осень и снова наступила зима. Снегопады вынуждали Винсента целыми днями сидеть в мастерской. Жители Нюэнена не любили позировать, и если бы Винсент не платил им, у него не было бы ни одного натурщика. В Гааге он делал наброски чуть ли не с сотни белошвеек, чтобы скомпоновать этюд из трех фигур. Теперь ему хотелось написать семейство Де Гроотов за ужином, когда они едят свой картофель и пьют кофе, но, чтобы картина была верна, он считал, что сначала надо перерисовать всех крестьян в округе.
Католический священник был не очень доволен, что церковный сторож сдает комнату язычнику и художнику, но поскольку Винсент вел себя тихо и вежливо, он не мог найти повода его выставить. Однажды Адриана Схафрат вошла в мастерскую очень взволнованная.
— Вас хочет видеть отец Паувелс!
Андреас Паувелс был дородный, краснолицый мужчина. Он быстро оглядел комнату и решил про себя, что подобного хаоса ему еще не приходилось видеть.
— Чем я могу быть вам полезен, отец мой? — любезно осведомился Винсент.
— Ничем вы мне не можете быть полезны! А вот я вам — могу. Я окажу вам помощь в этом деле, если только вы будете меня слушаться.
— О каком деле вы говорите, досточтимый отец?
— Да ведь она католичка, а вы-то протестант. Но я выхлопочу для вас специальное разрешение у епископа. Готовьтесь, через день-два будет венчание!
Винсент шагнул к окну, чтобы видеть священника получше.
— Боюсь, что я вас не понимаю, отец мой, — сказал он.
— О, вы все прекрасно понимаете. Не притворяйтесь, это бесполезно. Стин Де Гроот беременна! Честь семейства должна быть спасена.
— Ну и чертовка!
— Вы можете называть ее как угодно, хотя бы и чертовкой. Тут и впрямь без черта не обошлось.
— А вы уверены, что это так, отец мой? Вы не заблуждаетесь?
— Я никогда не обвиняю людей, если не имею неоспоримых доказательств.
— И сама Стин… Неужели она сказала вам… что это я?
— Нет. Назвать имя мужчины она отказывается.
— Тогда почему же вы приписываете эту заслугу именно мне?
— Вас неоднократно видели вместе. Разве она не ходила в вашу мастерскую?
— Ходила.
— Разве вы не гуляли с ней по воскресеньям?
— Да, гулял.
— Какие же еще нужны доказательства?
Винсент минуту молчал. Потом он сказал спокойно:
— Я очень огорчен всем этим, отец мой, в особенности потому, что беда постигла моего друга Стин. Но должен уверить вас, что мои отношения с нею были совершенно чистыми.
— Неужели вы думаете, что я вам поверю?
— Нет, не думаю, — ответил Винсент.
Вечером, когда Стин возвращалась с поля, он ждал ее у порога хижины. Все семейство село ужинать, а Стин, не заходя в хижину, опустилась на землю рядом с Винсентом.
— Скоро вы сможете рисовать еще кое-кого, — сказала она.
— Так это правда, Стин?
— Конечно. Хотите пощупать?
Она взяла его руку и положила к себе на живот. Винсент почувствовал, как сильно он округлился.
— Отец Паувелс сегодня сказал мне, что этот ребенок от меня.
Стин засмеялась.
— Хотела бы я, чтобы он был от вас. Но вы-то никогда этого не хотели, правда?
Винсент поглядел на Стин, на ее грубоватые, неправильные черты лица, толстый нос, толстые губы, на ее смуглое, пропитанное потом тело. Она тоже взглянула на него и улыбнулась.
— Сказать по чести, Стин, я бы не отказался.
— Значит, отец
